За полночь впереди стало разгораться голубоватое зарево. Оно росло, ширилось, поднималось выше и выше и, наконец, встало вполнеба.
Позевывая, вышел из каюты Юрий Петрович.
— А-а-а, вот где ты! Я проснулся, смотрю — нет. Забеспокоился.
Он увидел зарево, протянул руку, указывая Саше на него:
— Это огни стройки. Скоро приедем.
— Там — папа… — сказал Саша.
— Что, малыш, соскучился? — ласково потрепал его Юрий Петрович по волосам. — Ну, пойдем в каюту, собираться.
Шлакоблочный дом оказался совсем не таким, как предполагал Саша. Он был выстроен на взгорье среди соснового леса. Одно окно комнаты инженера Константина Ильича Чернякова выходило в этот лес, а перед другим в долине лежал белый одноэтажный городок нефтяников Жигулевск, за ним развернулась панорама стройки, а дальше широкой полосой блестела на солнце Волга.
Все это Саша разглядел утром после завтрака. Константин Ильич шумно радовался приезду сына. Широким жестом он обвел комнату и спросил:
— Нравится? Вот здесь будем жить. А вон там, — он подвел Сашу к окну и показал среди белых домиков Жигулевска длинное приземистое здание, — ты будешь учиться… А вон там — я работаю.
В той стороне было видно только пухлое облако желтой пыли.
Никогда еще Саша не видел отца таким радостно-возбужденным. Он стал каким-то поджарым, пружинистым, похудел и загорел до черноты. На его мальчишески-моложавом лице ослепительно сверкали зубы и светлые, как у Саши, глаза.
После завтрака он сказал Чащину:
— Я тебя прошу, Юрий, возьми с собой Сашку, покажи ему стройку. Я, честное слово, не могу, вот как занят — по горло.
И, уходя, обратился к сыну.
— Ты, Сашок, не обижайся. Увидишь стройку, сам поймешь.
Юрий Петрович собирался не торопясь: побрился, почистился, плотно позавтракал и, наконец, сказал:
— Ну-с, пошли.
Весь этот день был полон для Саши новых знакомств. Юрий Петрович удивительно легко сходился с людьми. Он чем-то располагал их к себе, и они разговаривали с ним охотно, откровенно, непринужденно. Саша заметил, что люди на стройке знакомились несколько своеобразно. После первого приветственного рукопожатия неизменно следовал вопрос:
— Откуда вы?
И ответы были самые разнообразные:
— С Урала… Из Башкирии… С Украины, из Казахстана, Азербайджана, Белоруссии, Грузии…
У каждого из этих людей был свой путь на стройку. Один приехал по путевке райкома комсомола, другой — списался с отделом кадров, третий — без предварительной переписки прямо явился в отдел кадров и попросил работы.
Но Юрий Петрович добивался от людей еще чего-то, настойчиво расспрашивал их о пути, которым они пришли на стройку.
В правобережном строительном районе, где экскаваторы рыли котлован под здание гидростанции, Саша и Юрий Петрович попали на экскаватор комсомольца Володи Мячова.
Вблизи огромный уральский экскаватор показался Саше даже немного страшным. С опаской влез он за Юрием Петровичем на огромную рычащую, дышащую жаром машину и молчаливо встал за спиной машиниста, боясь помешать ему и чувствуя себя очень неловко. Экскаватор повернулся, как карусель, бросил в кузов автомашины из трехкубового ковша грунт и замер, дожидаясь следующую машину.
— Ну, давайте знакомиться, — сказал Володя, пожимая руки гостям, и застенчиво улыбнулся.
От этой улыбки сразу пропала сашина неловкость. Он даже попросил разрешения сесть на место машиниста и потрогал теплые от прикосновения Володиных рук рычаги управления.
Между тем Володя рассказывал Юрию Петровичу о том, что он работал на Урале, добывал железо из горы Благодать, а когда узнал про великую стройку на Волге, то написал письмо в отдел кадров.
— Ответа ждал и все боялся — откажут. Старался приучить себя к мысли, что придётся остаться на Урале, и — не мог! Бывало говорю себе. «Ведь люблю Урал, буду здесь работать». И это не убеждает. Тянет на стройку — и только! Когда ответ пришел, в семье у нас целый праздник был.
— А семья на Урале осталась? — спросил Юрий Петрович.
— Нет, вся со мной — и жена и сын. Мы уж решили основательно здесь поселиться. Если чувствуешь себя временным жителем, работа идет хуже.
А когда, провожая гостей, узнал, что Саша — сын инженера Чернякова, сказал, радостно сияя глазами:
— А у меня — еще совсем малыш: два года всего.
И радушно пригласил заходить к нему домой.
Разговаривая с людьми, Юрий Петрович не подступал к ним с записной книжкой и карандашом. Время от времени он говорил Саше: