– Да, Ир, вот дела… – я качала головой в полном недоумении от новой информации. – Ирка, ну песенки его… Е-мое… «Бедные овечки…» Он, наверное, тогда слышал, о чем мы разговаривали. Мы ведь от него даже не пытались как-то отгородиться. Все при нем рассказывали…
– Ага. Ань, да мы вообще сквозь него ходили! Да ты же помнишь: такой весь никакой, безобидный. Да он когда появился в доме, я вообще… думала, вот, блин, мама откопала. Ну она же у меня такая, не может одна, но я тогда вообще за нее переживала… Думаю, совсем уже мама от одиночества с ума сошла. Еще помню… они там… Эти все звуки интимные по ночам… – Ирка усмехнулась с улыбкой. – Еще думала: надо же, еще спят там как-то с ним… Думала: инвалид-инвалид, но что-то там еще может. Ну, думаю, и хорошо…
– Ир, так мама не догадывалась?..
– Да нет, конечно! А о чем?.. Это мы там что-то слышали по молодости: все эти слухи, все эти происшествия, а она тогда только о деньгах думала да про работу. Но они с ним хорошо ладили, помню, закроются, телек там смотрят, спокойно у них все всегда, тихо. Может, он с ней другой был. Мужик-то явно интересный – посмотри на него. Глянь, какой взгляд?.. Сила, она, в любом случае, чувствуется. Поэтому он маме и понравился. А перед нами дурочку изображал. Да и перед всеми остальными тоже.
– Это да. Помнишь, как ты на меня обиделась, когда я его дурачком назвала?
– Да помню… Да говорю тебе, я сама стеснялась долго, что он у нас жил. Думала, какой с него толк. А потом вижу: помощь, мама не нуждалась, мне денег давал, а потом вроде и человек хороший, не мешал никогда, ты же помнишь? Ходит и ходит.
– Да понятно теперь, свои дела обмозговывал. Ржал с нас с тобой, Ира.
– Да я думаю, да. Он же ходит там, а мы планы строим, как его в карты обыграть…
– Блин, Ирка! – я расхохоталась. – Помнишь, ты игру в карты придумала? И мы его еще учили?..
– Да это пипец, Аня! Я уже это все тысячу раз вспомнила. Это с тобой, видишь, все заново. Удивила я тебя?
– Еще как…
– Я старалась, – подмигнула мне Ира, слегка улыбаясь.
– Да я тоже удивилась, когда его в первый раз увидела, хотя не знала про вас ничего: мама такая еще моложавая, а тут это пятно. Ты мне еще говоришь: «Защита в доме должна быть, мужчина в доме…»
– Ну да! У нас же район там всегда темный, а мы на первом этаже: и стекла бывало нам били, и во дворе хулиганили, да много всего. Мама боялась за нас с бабушкой и всегда говорила, что мужчина в доме должен быть.
– Да помню я. Я еще подумала: нашли защитника… От кого ваш дядя Витя может защитить? Разве что от нападения горстки лилипутов.
– А вот так все получилось! Я думаю, мы под хорошей защитой были, только не знали этого. Аня, а я ведь помню его таким, – Ира ткнула пальцем на черно-белую фотографию. – Я видела его таким, один раз. Вот точно таким, как здесь, но тогда не обратила внимания. Видимо, какое-то дело у него важное было, и он так глубоко задумался, что забыл, что не один дома. Я еще сплю и слышу, как разговаривает кто-то в маминой комнате, причем знаешь, голос незнакомый и такой, знаешь, ну властный такой, низко так кому-то что-то говорит, я аж вскочила и в коридор. У дверей встала и прислушалась: вроде тишина. Думаю: к дяде Вите, что ли, кто-то пришел, мамы не было дома. Ну постояла, снова тишина, я дверь приоткрыла, а он возле окна стоит, и я еще помню… непохожий на себя обычного стоял… Он вот такой был, как здесь на фотографии, – Ира показала пальцем на мужской силуэт. – Просто стоял и в окно смотрел. Но такой взгляд, знаешь, как здесь… серьезный такой… Я дверь открыла, а он даже не услышал, так и стоит. Я по сторонам глянула: никого нет, и спрашиваю: «Дядь Вить, а кто тут разговаривал только что?» А он сразу развернулся и как обычно с дурацкой улыбочкой отвечает: мол, никто, здесь только я. Ну я глянула: правда, никого, и пошла. Даже не обратила внимания, – Ира махнула рукой. – Да много было моментов… потом так, всплывали в памяти… Но… мне кажется, если бы я знала его фамилию, я бы рано или поздно догадалась, а может и нет…