– Прикуси язык!
– Никого нет поблизости. У меня слух не такой чуткий, как у нее, но поострее твоего.
– Про зелья, усиливающие слух, ты не слышал? – начал злиться Гарт, не понимая, с чего бы этому вору приспичило лезть в его душу?
– Постоянно их пить нельзя, совсем оглохнешь, – уверенно усмехнулся вор, – но ты ведь не это хотел спросить?
– Ты же думаешь, что знаешь, так скажи, – пристально глянув в загорелое лицо, слабо освещенное догорающим костром, сжал губы Гарт.
– Думаю, тебя интересует, можно ли мне доверять, – самоуверенно заявил проводник, – и хочу сказать, Малиху я не предам... та старуха это поняла, хотя не знаю, как. Она вообще очень умная... как шайтан.
Гарт тихо усмехнулся, так о Тмирне еще никто не отзывался.
– Ты ее знаешь... я позже это тоже понял, сейчас проверял, – тоже усмехнулся вор, – значит, вдова решила отдать долг... а раз мы с ней в одной упряжке, я за тебя.
– Против кого? – решил проверить Лаис.
– Может, это ваш господин? – с сомнением пожал плечами тот. – Но не те воины, которые за тобой следят и отправляют в селах письма. Они люди подневольные... не обижайся зря.
Сахит гибко, как молодой, поднялся на ноги и исчез за кустами.
Легко давать такие советы, – хмуро усмехнулся Гарт, особенно когда смотришь со стороны. А еще легче сказать, доверяй мне! Но не так-то просто доверять человеку, которого знаешь всего несколько дней, после того, как тебя предали те, рядом с кем ты жил не один год. Да и не слушает он давно ничьих советов, привык все решать сам.
Короткий женский визг, крик и ругань раздались перед рассветом, когда Лаис устроился на своей лежанке. Откуда шел этот звук, воин не сомневался ни на минуту, в обозе кроме его подопечных ехало всего три женщины, и все они спали с мужьями в другом конце лагеря.
Уже через несколько секунд, наспех натягивая рубаху, он ворвался в толпу злых обозников, окруживших не перестающего изрыгать проклятия мужчину и побледневшую испуганную служанку, одну из трех торемок, выбранных Малихой.
За последние дни Лаис убедился, что вдова неспроста предпочла остальным претенденткам именно этих девушек. Все они были самостоятельными, спокойными, и самое главное, быстро сдружились. И не доставляли ему в пути ни одной из тех трудностей, о которых командир знал не понаслышке и которых так опасался в начале путешествия. Не капризничали и не жаловались ни на еду, ни на неудобства. И воины его отряда постепенно начали относиться к горничным как к подопечным, особенно после нападения банды, когда все женщины взяли в руки луки и арбалеты.
Но вот несколько молодых мужчин, которых старшина обоза вез как пассажиров, были очень не прочь познакомиться с девушками поближе. И даже напрямую интересовались у Лаиса, сколько он возьмет за то, чтобы девушки ночевали в их шатрах. Командир тогда ответил очень холодно и однозначно, но пассажиры оказались из тех людей, которые верят только в звон золота.
И теперь один из них стоял перед Лаисом, грязно ругаясь, а его щеку украшала глубокая царапина. А его спутники и охранники угрожающе глядели на девушку, явно намереваясь примерно наказать дерзкую соотечественницу, осмелившуюся поднять руку на мужчину.
– В чем дело? – холодно осведомился Гартлиб, прикидывая, сумеют ли они справиться с наемниками, или следует заплатить этому негодяю за царапину. Ну не отдавать же им девушку?!
– Ай, господин, горе! – вынырнула из-за спины девушки Малиха, и он сразу обратил внимание, что она специально встала к толпе правым боком, чтоб все заметили ее метку.
И платок, который вдова обычно носила обмотанным так, что виднелись лишь глаза, теперь был завязан на затылке высоким узлом.
– Какое горе, господин! Бедный мужчина! Никогда не видела таких... странных! Люди добрые, это как же можно было... дожить до таких лет и никогда не видеть раздетых женщин! Бедняга! Пришел посмотреть! Если бы она знала, что это несчастный мужчина, показала бы что-нибудь... не жалко! А она, глупая, подумала – выпень... когда в дыру полезла чья-то рука, вот и завизжала! Ай, горе! Не знал, бедный мужчина, что девушки пугливые бывают! Ай, горе какое! Отпрыгнул и прямо на колючку, теперь красивый какой будет... все знают, настоящих мужчин такие шрамы украшают!
– Что ты несешь! – обозлился пострадавший, – это она меня оцарапала!
– Не может быть, – замотала Малиха и руками, – не слушай его, господин! Не понял он ничего... бывает. Первый раз женщину без платья увидел! Ну, скажи, дорогой, зачем ей тебя царапать?! Ты же и так несчастный! Да и чем она может такое сделать? Покажи руки, Сайха! Ну, все видите? Нет у нее ногтей! Зачем же ты обижаешь девушку? Сам пришел, дыру в шатре прорезал, сам испугался... а вон и куст, что тебя оцарапал!
Наемники, ошарашенные ее напористой речью, понемногу начинали остывать и уже не видели в происшествии особого оскорбления, действительно, кто так уговаривает женщин? Да и помнили предупреждение командира, сделанное в тот день, когда его отряд присоединился к обозу.
К тому же успели рассмотреть сомкнувшихся вокруг женщин воинов Лаиса, держащих руки на рукоятях кинжалов, приметного проводника, выразительно позвякивающего страшным оружием, и вспомнили, что у них есть свои дела.
Через несколько минут толпа начала стремительно таять, а потом убрел и любитель женщин, не переставая вполголоса бурчать проклятия.
– Придется из обоза выходить, – устало сообщил Лаис, – запрягайте коней, позавтракаем в селе.
И никто из стоящих вокруг людей не сказал против ни слова.
– Ха, ха, – не выдержал только один из возчиков, провожая взглядом вдову, уводящую в шатер трясущуюся от волнения подругу, – и скажет тоже, женщину посмотреть.
– Неважно, что она сказала, – тихо отрезал Тулос, – зато сберегла нам несколько кружек крови... а кому-то и жизнь.
И он был прав, в таких потасовках редко обходится без жертв.
Собирались стремительно и тихо, все понимали, что богатый пассажир легко найдет подлецов, готовых за золото на любую пакость. И, пока остальные седлали лошадей и собирали свое имущество, Сахит вызвался сходить, предупредить старшину обоза. Лаис подумал и решил, что это лучший вариант, договариваться с людьми вор умел.
А когда тот вернулся, командир обратил внимание на довольную ухмылку, гуляющую по губам проводника, и испытующе глянул на того в упор, призывая поделиться причиной радости. Догадываясь при этом, что сам он вполне может и не разделить чувств торемца.
Но тот состроил непонятливую рожу и смолчал, а через полчаса, когда они обогнули обоз, откуда не доносилось ни одного звука, словно там все спали, и выехали на дорогу, подъехал к Лаису сам.
– Мне старшина совет дал, – объявил тихо, вытащив из-за пазухи кусок тонко выделанной кожи, на каких тут выжигали карты, – нужно свернуть к реке. Там можно нанять плоты. Говорит, времени столько же займем, а плыть можно и ночью, если днем дать плотовщикам отдохнуть. Я умею управлять, да и остальные торемцы тоже должны, многие в молодости этим подрабатывают.
Это Гартлиб отлично знал, Торем пересекает несколько полноводных спокойных рек, берущих начало в южных горах, и для многих местных жителей это привычный вид транспорта. Так же хорошо он осознавал, почему это советует Сахит. На плотах можно не опасаться бандитов, и люди Лаиса отдохнут от напряжения последних дней, даже если будут помогать вести плоты. Не страшила его и лишняя трата денег, может оплатить из своих. Понимал командир и почему сам старшина не нанимает плотов: его обоз слишком велик и среди разномастных охранников нет такой согласованности и дисциплины, как у Лаиса. А кроме того, многие пассажиры и торговцы везут большие кувшины с вином и вечерами ужинают довольно весело. Вполне можно к утру не досчитаться и самих пассажиров, и плотов.
Волновали Гарта только лошади, везти их на плотах неудобно, и многие торговцы без сожаления продавали своих животных, а прибыв в нужный городок, покупали других. Но они привык к своим животным, им вообще повезло в этот раз с лошадьми, все обученные, спокойные и выносливые, за две недели пути до Шархема Лаис успел убедиться. А от городка, куда они смогут доплыть по реке, придется еще добираться до порта, где их будет ждать судно. И неизвестно, каких там удастся купить лошадей.