Из всех французов, кто бы они ни были, я больше всех сделал для свободы Америки, породившей и нашу свободу, я один осмелился составить план действий и приступить к его осуществлению вопреки противодействию Англии, Испании и даже самой Франции, но я не был в числе лиц, коим были поручены переговоры, я был чужим в министерских кабинетах. Inde irae.
Затосковав от вида однообразных жилищ и садов, лишенных поэзии, я выстроил дом, о котором все говорят, но я не человек искусства, inde irae.
Так кем же я был? Никем, кроме как самим собой, тем, кем я и остался, человеком, который свободен даже в оковах, не унывает среди самых грозных опасностей, умеет устоять при любых грозах, ведет дела одной рукой, а войны — другой, который ленив, как осел, но всегда трудится, отбивается от бесчисленных наветов, но счастлив в душе, который никогда не принадлежал ни к одному клану, ни к литературному, ни к политическому, ни к мистическому, который никому не льстил и потому всеми отвергаем».
Этот панегирик, возможно, наиболее красноречиво раскрывает истинную сущность Бомарше и то, как он сам себя оценивал. Довольно снисходительно относившийся к своим талантам, он, видимо, понимал, что самая большая опасность заключалась для него в том, что он был талантлив почти во всем.
Универсальные способности — это источник вечного искушения, а желание заниматься всем сразу зачастую чревато тем, что ни в одном деле не удается добиться совершенства, при этом специалисты любой области, в которую вторгается подобный гений, всегда презрительно относятся к его деятельности, поскольку он не является в ней профессионалом. А видя успехи, коих он добивается, эти последние, как правило, утешаются тем, что критикуют его за непрофессионализм.
Однако из всего созданного французскими драматургами во второй половине XVIII века до потомков дошли лишь два произведения — пьесы непрофессионала Бомарше.
Из всего того, что он написал для театра и что в массе своей не отличалось особенно высоким уровнем, выделяются, благодаря персонажу Фигаро, во-первых, комедия нравов «Севильский цирюльник», ее по справедливости можно поставить в один ряд с комедиями Мольера, а во-вторых, самое блестящее произведение не только в драматургии XVIII века, но и вообще в истории французского театра — «Женитьба Фигаро». Перемешав в себе черты комедии интриги и комедии характеров, став одновременно предвестницей произведений романтиков и комедий ситуаций Фейдо, эта единственная в своем роде пьеса, по мнению публики, прозвучала похоронным звоном по старому обществу.
Изобилующая меткими выражениями и словечками, сразу же вошедшими в обиходную речь, несмотря на все натяжки, неправдоподобности и длинноты, она до сих пор удивительным образом завоевывает зрителей, и ее одной оказалось достаточно, чтобы непрофессионала сделать одним из величайших французских авторов, писателем, сумевшим связать воедино две эпохи, два мира, два лика Истории. Автор, которому удалось совершить подобное, заслужил признание потомков, а этого-то и не могли простить профессионалы превзошедшему их в мастерстве любителю.
Помимо всего прочего, Бомарше остался в истории с ярлыком эдакого ниспровергателя монархии, чьи театральные пьесы способствовали ее сокрушению. Такое одностороннее восприятие этой личности не соответствует ни исторической правде, ни характеру нашего героя, чья жизнь похожа если не на назидательный трактат, то, во всяком случае, на удивительный приключенческий роман о судьбе парвеню, который любыми способами хотел избежать предначертанной ему по рождению участи и пробиться наверх, к почестям и большим деньгам.
Нелегко было претворить эту программу в жизнь в поделенной на сословия монархической Франции: покупая дворянство, Бомарше заранее обрекал себя на презрение представителей старинных аристократических родов, а сколотив состояние — правда, не такое большое, как все думали, — с помощью коммерческих операций, порой сомнительных по своим методам, на которые он часто возлагал необоснованные надежды, не мог завоевать полного доверия солидных деловых людей, осторожных и расчетливых, и все это потому, что он ни к кому не шел на поклон, а ведь чтобы пробиться при дворе, нужно было стать льстецом и прихвостнем и придерживать свой язык, а не сыпать направо и налево остротами. Насмешка порой ранит больнее шпаги, а поскольку Бомарше не хватало сдержанности, а часто такта и умения вести себя, он не всегда мог вовремя остановиться; многие его остроумные реплики, ставшие расхожими, порождали неприязнь к нему, а не вызывали уважения.