И сейчас от того же ощущения стыда у меня мурашки пошли по телу. Я вырвал рюмку из рук Пьеретты и швырнул ее с размаху об стену. Но я был так взволнован, так раскис, что рюмка даже не разбилась.
Пьеретта нахмурилась, ни дать ни взять школьная учительница, которую изводит сорванец-ученик.
В эту самую минуту возвратился Красавчик.
"Твоему другу стало плохо", - сказала Пьеретта.
"Он только с виду крепкий", - ответил Красавчик, изо всех сил хлопнув меня по спине.
"Проводи своего друга домой", - сказала Пьеретта.
"А что, тебе действительно плохо?" - спросил Красавчик.
"Сейчас уже лучше", - ответил я.
Я поднялся. Красавчик хотел было взять меня под руку.
"Нет, нет, - сказал я, - я отлично дойду один".
И в доказательство я прошелся по комнате.
"Гораздо лучше", - подтвердил я.
"Давай-ка я тебя все-таки провожу", - настаивал Красавчик.
"Да нет же, нет, мне гораздо лучше", - повторил я.
Я поклонился Пьеретте.
"До свидания, Пьеретта Амабль. Извините меня за доставленное беспокойство. Простите, пожалуйста..."
"Да не за что", - со смехом ответила она.
"Ты действительно сможешь дойти один?" - снова спросил Красавчик.
"Все в порядке, - ответил я. - Привет, Красавчик!"
Я направился к двери. Пьеретта обернулась ко мне.
"До свидания, Филипп Летурно", - произнесла она.
Я возвратился домой и лег. И, как наказанный ребенок, я начал было потихоньку рыдать, но тут же заснул.
Проспал я десять часов кряду. Это письмо я начал сразу же, как встал с постели. Сейчас уже полдень. В три часа у меня свидание с Красавчиком, мы собирались поудить форелей. Не пойду.
Филипп.
P.S. Последнее время я тоже не имею никаких известий от матери. Знаю только, что она уже третью неделю гостит в Нью-Йорке у "моей" тети Эстер.
P.P.S. Предположим, что сразу же после моего ухода Пьеретта рассказала Красавчику о моем признании в любви. Впрочем, не думаю. Ее молчание, когда он вошел в комнату, самый тон ее, когда она произнесла: "Твоему другу стало плохо", - все это имело целью скрыть мое волнение и сблизило нас как "сообщников", так что он мог бы поставить ей это в вину.
Передумал. Иду на рыбалку. Предлагаю на твое рассмотрение две гипотезы.
Первая, и наиболее вероятная, - Пьеретта ничего не сказала. Ничто, следовательно, не изменилось в наших отношениях с Красавчиком. И я могу вести себя с ним, как и прежде, хотя бы для того, чтобы сохранить возможность еще раз побывать у Пьеретты.
Будет даже "нечестно в отношении Пьеретты" не встречаться с Красавчиком. Он, чего доброго, заподозрит, что вчера между нами что-то произошло, а она ведь хотела от него все скрыть. И кто знает, не разыграется ли тогда сцена ревности, а Пьеретта всячески старается избегать таких сцен. (Пьеретта Амабль - честнейшая из женщин, но даже она так естественно сумела скрыть от своего неожиданно вернувшегося друга, что я признался ей в любви. Каждый мужчина, будь он даже идеальным воплощением мужской выдержки, непременно бы выдал себя.)
Вторая гипотеза. Пьеретта все ему рассказала, но он считает меня ребенком, и оба только посмеялись надо мной. Красавчик или явится на свидание, или нет. Приду я или не приду на рыбалку, от этого дело не меняется.
Вывод: я "должен" пойти на рыбалку, как мы условились с Красавчиком.
По здравом размышлении первая гипотеза, то есть что Пьеретта вообще промолчала, кажется мне наиболее вероятной. Когда я уходил, она сказала: "До свидания, Филипп Летурно".
"До свидания", следовательно, она не намерена прогонять меня. Вот это-то и подтверждает, что мы с ней теперь вроде как "заговорщики".
Я бы, конечно, предпочел услышать "до свидания, Филипп", но она прибавила "Летурно"! "До свидания, Филипп Летурно" - лишь бы отвлечь внимание Красавчика, а то он мог заметить, что она уже не говорит мне, как раньше, "мсье Летурно". Но я-то, я заметил. Этого она и добивалась. Думаю, что вскоре смогу тебе сообщить о своей победе.
P.P.P.S. Если Пьеретта скоро станет моей, как можно предположить из всего вышесказанного, мы тут же приедем к тебе на Капри.
Филипп.
ПИСЬМО XVIII
Натали Эмполи Филиппу Летурно
Капри, октябрь 195... г.
Я тоже, Филипп, покрываюсь испариной и тоже дрожу от озноба. Но это потому, что я слишком много времени проводила под водой, выслеживая моего единственного друга.
Даже солнце Капри не способно меня согреть. Врач категорически запретил мне оставаться на побережье. Сейчас уезжаем в Сестриер (Пьемонт). Пиши мне туда до востребования.
Твой Красавчик прав. Мы оба с тобой не такие уже крепкие, как кажемся на первый взгляд.
Целую тебя.
Натали.
ПИСЬМО XIX
(Это письмо разминулось с предыдущим.)
Филипп Летурно Натали Эмполи
Клюзо, октябрь 195... г.
Я негодяй.
Красавчик - мы с ним только что встретились - был какой-то не такой, как всегда.
"Ну что? - спросил он меня. - Тебе лучше?"
Нет, говорил он вовсе не насмешливым тоном. Казалось, его мучит какая-то мысль. Не знаю даже, расслышал ли он мой ответ.
Против обыкновения он не смеялся своим обычным смешком по любому поводу, в уголках его глаз не вспыхивала лукавая искорка, так смущавшая меня в первое время нашего знакомства. Не похоже было также, что на него снова нашел приступ тоски по родине; признаюсь, я всякий раз в подобных случаях надеюсь, что он возьмет да и сядет в первый отходящий в Геную поезд, и Пьеретте останется одно: принимать меня у себя, чтобы говорить с лучшим другом дома о неверном любовнике. В такие дни Красавчик подолгу молчит, а потом вдруг начинает рассказывать какие-нибудь случаи из своей партизанской жизни, о забастовке в Генуе, о браконьерах Абруццо, и постепенно к нему возвращается обычная "шустрость". Ибо у него есть "шустрость", как есть у него и свой особый "подход" ко всему на свете. Пожалуй, впервые я понял и осознал всю прелесть простонародных выражений. В иные дни он так меня оживляет своей "шустростью", что я почти забываю о Пьеретте Амабль.