— АПТО вовсе не ты, а я, — возразила Натали.
Она хлопала в ладоши, пока не выбилась из сил.
— Я строго осуждаю АПТО, еще строже, чем эта малютка, — продолжал Филипп. — Но у нее очень упрощенный подход к делу. Прежде всего неверно, что немецким рабочим платят больше, чем французам…
— Ну вот, сразу видно хозяйского сынка, — прервала его Натали.
— А ты кто? — вскипел Филипп.
— Я — Эмполи. С четырнадцатого века все Эмполи были банкирами. Бернардо Эмполи довел герцогов Медичи до разорения. А когда банкротство грозило Карлу Пятому, его спас Джулио Эмполи. Эдинбургские Эмполи повелевали в Шотландии гораздо чаще, чем английские короли. Моя нью-йоркская тетушка вышла за Дюран де Шамбора, и у нее теперь атомные заводы. Я принадлежу к одному из семейств, которые правят миром.
Она резко повернулась к Филиппу.
— Для меня ты «простолюдин», такой же простолюдин, как любой из этих парней… А черноглазой я аплодировала, потому что она мне нравится…
Она налила коньяку себе и Филиппу и, подняв рюмку, заглянула ему в глаза. Бутылка была уже почти пуста.
— За твое счастье! — сказала Натали.
Она залпом выпила рюмку. Филипп тоже поднял рюмку и одним духом выпил коньяк. Взгляды их встретились. Глаза у Натали чуть потускнели, на щеках горели красные пятна.
— Ты мне тоже нравишься, — глухим голосом сказала она. — И ты это прекрасно знаешь… Хочешь, повторим?
— А к чему это привело? — бросил Филипп.
— Тогда мы оба были пьяны.
— Мы нравимся друг другу только в пьяном виде.
— Мне ты нравишься во всяком виде, — сказала она.
Послышался холодный голос Бернарды, донесшийся как будто издали.
— А я? — спросила она. — Что же мне-то остается делать?
Натали быстро повернулась к ней.
— Компаньонки не имеют права голоса, когда речь идет о серьезных делах.
И она снова обратилась к Филиппу.
— Любопытная штука, — сказала она, — это влечение семейства Эмполи к представителям вашего семейства: у моего отца — к твоей матери, а у меня к тебе… Непременно поезжай в Америку, уверена, ты сделаешь там карьеру через мою тетушку Эстер.
И, помолчав, она добавила:
— Наверное, твоя матушка как раз об этом и мечтает.
Поднявшись со стула, Филипп искал кого-то взглядом на другом конце зала. Потом наклонился к Натали.
— В конечном счете я предпочитаю черноглазую, — сказал он. Черноглазая лучше.
Оркестр заиграл медленный фокстрот. Пары еще не начали танцевать. Филипп пересек по диагонали весь зал, направляясь к столу с красными гвоздиками. Он был высокого роста, с массивными плечами и толстой шеей, как у всех Летурно. Движения его отличались непринужденностью, совершенно естественной для молодого человека, видевшего начальство Только за родительским столом. Несмотря на выпитый коньяк, он шел твердой поступью, настолько он чувствовал себя хозяином в этом городке. Все следили за ним взглядом.
Подойдя к Пьеретте Амабль, он склонился перед ней и пригласил танцевать.
Пьеретта медленно подняла на него свои большие черные глаза.
— Благодарю вас, я очень устала. Сейчас не могу танцевать, — сказала она.
Филипп еще раз поклонился и, с прежней непринужденностью пройдя через зал, вернулся на свое место. Натали разлила коньяк по рюмкам.
— За твою черноглазую, — сказала она.
— У нее в самом деле дивные глаза, — заметил он.
— Почему ты не пошла с ним танцевать? — спросил Миньо.
— Потому, что он мой хозяин, — ответила Пьеретта.
— Мы устроили бал не только для рабочих, — поучал Миньо. — Мы пригласили все население Клюзо. Зачем же делать различие?
Пьеретта встрепенулась.
— Ты окончательно поглупел! — воскликнула она. — Как же это я завтра буду защищать интересы моих товарищей и сражаться с директором по кадрам, если нынче вечером я буду с ним любезничать?
— Она верно говорит, — поддержал старик Кювро.
— По-моему, у вас обоих неправильная точка зрения, — возразил Миньо.
— Тогда пойди и пригласи его подружку, — сказала Пьеретта.
— Я не умею танцевать, — ответил Миньо.
Пьеретта кивнула Красавчику, он пригласил ее, и они пошли танцевать.
Филипп Летурно, Натали Эмполи и Бернарда Прива-Любас возвратились в особняк около часу ночи.
Когда Филипп получил назначение на фабрику, дед отдал в его распоряжение флигель, где прежде жили сторожа. Их уволили, как только Франсуа Летурно отошел от дел, продав свою фабрику АПТО; оставив при себе из всей прислуги одну кухарку, старик жил в главном корпусе, который называли «замок». Здание это, имевшее больше двадцати комнат, не считая мансард, было построено в восьмидесятых годах прошлого века, в пору наибольшего процветания предприятий Летурно. Старик занимал только нижний этаж; все остальные комнаты с 1925 года были заперты; ставни там отворялись только раз в году в день генеральной уборки, и для такого случая директор АПТО посылал бывшему владельцу фабрики на сутки двух уборщиц.