– Да, разумеется. Никто не смог бы повести за собой ирландское большинство, если бы не был при этом националистом. Но он все еще протестант. Католики тоже стоят за национальные интересы, но иначе – они гораздо ближе к римской церкви. И в этом практически суть противоречий: зависимость от Рима или религиозная свобода. Разжигание старых враждебных настроений, уходящих во времена Вильгельма Оранского и битвы на реке Бойн, и бог знает чего еще. Тут и несправедливые земельные законы, и «картофельный голод», и массовая эмиграция. Не уверен, что людьми не движет просто память о былых распрях и ненависти. А по словам Гревилла, есть еще один вопрос, по которому стороны не могут прийти к соглашению, – это требование католиков, чтобы государство обеспечило финансовой поддержкой отдельное обучение их детей. Ведь сейчас существует только одна католическая школа. Готов допустить, что я ничего в этом не понимаю. Но мне ясно, что угроза насилия вполне реальна. К несчастью, в прошлом история не раз оправдывала подобные ожидания.
Томас опять подумал о Денби. Он бы с гораздо большей готовностью остался в Лондоне, чтобы доискаться, кто его убил, а не отправлялся в Эшворд-холл охранять политиков.
Корнуоллис улыбнулся, одновременно иронически и понимающе.
– Возможно, новых покушений и не случится, – сухо сказал он. – И я бы предположил, что риск для участников совещания будет выше до их приезда и после отбытия. В самом Эшворд-холле они окажутся в большей безопасности. То же относится и к Гревиллу. У вас в деревне и вокруг дома будет много наших людей. Но я должен пойти навстречу министру, если он опасается за свою жизнь. Ведь если случится политическое убийство, пока представители Ирландии будут в особняке, из-за того, что мы недостаточно серьезно отнеслись к проблеме, то мне не нужно объяснять вам, какой это нанесет ущерб нашим отношениям? Это могло бы задержать установление мира в Ирландии на пятьдесят лет!
– Да, сэр, – неохотно согласился Питт, – да, я, конечно, все это понимаю.
Джон снова улыбнулся, и на этот раз в глазах промелькнула смешливая искорка:
– Тогда вам лучше сообщить Телману о его новых обязанностях. Они начнутся в ближайший уикенд.
– В этот уикенд! – Суперинтендант отшатнулся.
– Да, сожалею, это так. Я же говорил, что это все срочно. Однако уверен, что вы всё успеете.
Инспектор Телман был человеком угрюмым и нелегким в общении. Этот человек вырос в горькой бедности и все еще ожидал от жизни новых ударов. Он был очень трудолюбив, воинственен и принимал в штыки все, к чему не стремился сам. Как только он увидел серьезное лицо своего начальника, его взгляд сразу же стал подозрительным.
– Да, мистер Питт! – Инспектор никогда, если была хоть малейшая возможность, не называл шефа сэром, что странным образом свидетельствовало и о его самоуважении, и о чувстве собственной неполноценности.
– Доброе утро, Телман, – ответил Томас. Он нашел подчиненного в углу зала судебных заседаний, и они могли уединиться там для приватной беседы. Кроме них, в зале присутствовал только сержант, да и тот что-то сосредоточенно писал в большой тетради, занимаясь какими-то подсчетами.
– Приезжал мистер Корнуоллис. Для вас есть дело. Мы будем заняты в ближайший уикенд в одной загородной усадьбе, – сказал суперинтендант.
Телман удивленно раскрыл глаза. Внешность у него была мрачная – нос крючком, костлявая челюсть, – но все лицо этого мужчины было не лишено своеобразной выразительности.
– Да? – с сомнением переспросил инспектор. Он слишком хорошо знал Питта, чтобы обмануться его любезным тоном. Телман умел читать по глазам.
– Мы должны позаботиться о безопасности одного политика, который туда прибудет, – продолжал Томас.
– Неужели? – настороженно и заранее ощетиниваясь, переспросил его собеседник.
Питт понимал, что воображение Телмана уже рисует ему картины праздной жизни мужчин и женщин, жирующих за счет своих земельных владений и обслуживаемых людьми, которые нисколько не хуже, чем они сами, но поставлены обществом в зависимое положение и пребывают в нем из-за жадности и властолюбия лендлордов.
– Политика взяли на мушку, да? – усмехнулся инспектор.
– Да, – тихо подтвердил его шеф, – и на него уже было одно покушение.
На Телмана это впечатления не произвело.
– И это важнее для вас, чем «покушение» на беднягу Денби? Это что, уже не имеет значения? – хмыкнул он недовольно.
В зале стало так тихо, что было слышно, как сержант царапает пером по бумаге. Было холодно, хотя окна были закрыты, чтобы внутрь не доносился уличный шум. За дверью в коридоре разговаривали двое, но сквозь массивное дерево был слышен только неразборчивый гул их голосов.