– Нет-нет! – Нососуев подпрыгнул, голова чуть не ударила крышу. – Там директор тоже из простых и честных, узнал, что без его ведома натворили, всех уволил, взял новых, таких же… э-э… простых и честных! Уже сегодня все по-честному. Дворовый пес изнасиловал дочку олигарха, прям на ее же тачке!
– О-о-о, ха-ха! Наш человек пес, так этих сучек богатеньких! Ободрали честных, теперь получи за все хорошее. Я б эту стерву еще и загрыз!
– Уверен, так в следующий раз и будет! – Нососуев самозабвенно пишет в заметки. – А еще…
…Жигуль ныряет во двор Нососуева, они с водилой уже закадычные дружки, почти братаны.
– А ты голосуй за Гаврилу, – хрюкает водила, – заживут тогда простые и честные, по бабам, по кабакам!
В кровати Нососуев посапывает сладко, на губах лопаются слюнки. Уши ласкает застенная истерика Анжелочки: Валя бросает. Скандалы – хлеб насущный, дай Бог каждому…
Утром Нососуев порхает над лестницей, машет гипсом и ногами вместо крыльев. На губах пляшет мотивчик из Бориса Талова, в мозгах – цифра рейтинга.
Вылетел из подъезда.
Глаза чуть не выпрыгнули, тело прилипло к стене. Хочет слиться с тенью мусорного бака. Рука дрожит, но уже стискивает мобильник, врубает камеру.
На экране пятится Анжелочка, прячет голову в мех, из пушистых холмов выглядывают круглые от страха глаза. На девушку блатной походкой идут три мужские особи тупиковой ветви эволюции.
– Ну че, киса, давай сюды сумочку, – хрипит засаленная кепка с щербинами и бычком в зубах.
Анжелочка жмется к дверце «Ягуара».
Горбатая лысая горилла потирает ладонями.
– Машинка тож твоя? Дай ключиками побренчать, гы-гы!
– Че встала?! – вякнул пацан в фингалах и наколках, с банкой пива. – Прыгай в задницу, прокатимся!
И вдруг!..
Из-за угла выметнулся пес, клацает челюстями, рычит, бешенством горят глаза. Туча шерсти растет, превращается…
Засверкали тройные линии когтей.
Гопники скулят, воют, зовут мам, брызжет кровь и еще что-то вонючее. Один бежит с разодранной задницей, другой волочит оторванную руку, третий ползет с огрызками вместо ног.
Посреди двора высится мускулистый волколак, черная шерсть лоснится, на Анжелочку смотрит нежно.
Анжелочка ахнула, глаза блестят.
– Шарик! Ты чудо!
– Я Рауль, – пробасил оборотень.
Анжелочка вешается на шею гиганта, личико тонет в шерсти.
– Рауль! Я тебя так люблю!
Лапы заключили девушку в объятия.
– Я люблю тебя, хозяйка! Ты самая добрая!
Камера Нососуева трясется как в тракторе, ноги живут отдельной червячной жизнью, спешно ползут прочь, вдоль стен, в тенях мусорных баков, глаза примагничены к этой… волшебной сцене… Брр! Прочь, прочь!
Не помнит, как летит до остановки, сознание приходит в автобусе – едва ощущает жару и давку, вновь тонет в мутном беспамятстве, где сияет сцена: красавица и чудовище…
«Глюки, глюки…», – вьется мысль. Сейчас придет в офис, включит запись, а там пустой двор, чего только от нервов не примерещится, надо бы к врачу…
– Остановка «Психдиспансер»! – пропел динамик.
Дверь в паре метров, Нососуев замурован горячими потными телами. Чем пролезть, легче киркой пробить танк.
Кондуктор тронул пальцем браслет, над запястьем вспыхнула размером с игрушку для «Киндер-сюрприза» голограмма автобуса. Нососуев изловчился достать камеру, объектив снайперским прицелом ловит сенсацию. Глаза кондуктора наливаются светом, разбухают как у пришельца. На голограмме средние двери чуть сдвигаются, настоящие двери тут же возникают напротив Нососуева. Глазастый пришелец озаряет его улыбкой.
Нососуев пулей наружу, камера прижата к сердцу.
Бомба! И никто ничего не заметил, как ослепли! Это хорошо – узнают на сайте. «Пришельцы тайно помогают людям в час-пик!» Такого еще не было!
В голове все вверх дном: оборотень, пришелец… ходят бок о бок, никто не замечает, а они есть, есть! Сколько еще таких загадок на видном месте, всего-то дел – глаза разуть!
Взлетая по лестнице в офис, Нососуев липнет к окнам, камера из рук выпала…
Над крышей искрится вихрь волшебной энергии, завитки белоснежного света кружат в танце, мелькают крылатые фигурки фей. От вихря растекаются белые искристые кометки, будто смесь молний и тополиного пуха.
Одна из кометок медленно пролетела сквозь стекло, обволакивает гипс, по руке разливаются волны тепла и прохлады, приятные мурашки. Гипс исчезает, вихрь рассеивается как сон в миг пробуждения, феи бабочками кто куда, прячутся, будто и не было ничего…