«Если не возникнет осложнений, вы вернетесь в строй через 6 недель».
До этого момента я не придавал слишком много значения своим ранам, но тут я почувствовал, что снова оказываюсь не у дел, прикованный к постели в то время, когда каждый человек на счету. Меня это приводит буквально в бешенство. Однако пока моя нога закована в гипс, я могу передвигаться лишь с большим трудом. Но в одном я уверен совершенно твердо: столько времени я здесь не пробуду. Не имеют значения ни прекрасный медицинский уход, ни отличные условия отдыха. Я не успокоюсь, пока не вернусь в свою эскадру и не начну снова летать. Из Бергенда каждый день приезжает Фридолин с портфелем, полным бумаг, которые ждут моей подписи. Он держит меня в курсе всех боевых операций эскадры, рассказывает обо всех проблемах. Во время перебазирования из Фармоша на теперешний аэродром наша эскадра несколько дней находилась на аэродроме в Весеке, пригороде Будапешта. В конце ноября погода окончательно испортилась, и, несмотря на критическую ситуацию на фронте, мы могли проводить лишь отдельные вылеты. На восьмой день Фридолин прибывает с известием, что Советы крупными силами атаковали Будапешт и уже создали плацдармы на другом берегу Дуная. Еще хуже то, что их новое наступление с юга к озеру Балатон угрожает расколоть наш фронт. Он не слишком удивлен, когда я говорю, что провалялся уже более чем достаточно и собираюсь подняться, чтобы вместе с ним вернуться в эскадру.
«Но…» Он так и не заканчивает предложение. Он прекрасно знает мое упрямство. Сестра услышала, как Фридолин собирал мои вещи, и не поверила собственным глазам, когда заглянула в палату, чтобы узнать, что происходит. Она спешно вызывает доктора Петера, но когда он появляется, я уже готов покинуть санаторий. Я прекрасно понимаю, что он не может взять на себя ответственность за возможные последствия, и ни о чем его не прошу. Он только качает головой, глядя, как я ползу к автомобилю. Уже через час мы оказываемся на базе.
Как и в Фармоше, личный состав размещается в деревне. Крестьяне настроены к нам очень дружелюбно, что вполне естественно. Ведь они знают, что лишь мы можем защитить их от русских и освободить захваченную врагом часть страны. Мой ординарец Дальманн уже приготовил и протопил комнату в маленьком домике. Он явно уверен, что мне потребуется больничная палата. Проходит еще несколько дней, и погода немного улучшается. Я летаю с самого первого дня, укрепив гипсовую повязку дополнительными ремнями. Двигаться очень сложно, но все-таки возможно. В середине декабря аэродром становится все больше и больше похожим на болото, благодаря сильным дождям и снегопадам. Мы перебазируемся в Варлапоту. Этот аэродром расположен на сухой возвышенности, и мы можем взлетать в любое время.
Моя 3-я группа наконец перевооружена истребителями-бомбардировщиками FW-190. Учитывая положение на фронте, мне не хотелось бы надолго отвлекать ее для переподготовки. Поэтому один или два пилота по очереди прикомандировываются к штабу эскадры. В перерывах между боевыми вылетами я знакомлю их с новым самолетом и учу управлять им. Каждый из них выполняет несколько тренировочных полетов. Их число зависит от мастерства пилота. После 15 или 20 вылетов оии уже достаточно знакомы с новым самолетом, и наступает очередь других экипажей. Это позволяет 3-й группе не прерывать боевой деятельности.
Во время первых боевых вылетов летчикам, как правило, приходится туго, так как ПВО противника очень сильна, а они еще немного побаиваются новых самолетов, особенно потому, что теперь у них нет стрелка, который помешает вражеским истребителям подкрасться сзади. Во время первого вылета самолет обер-лейтенанта Шталера получил попадание в мотор снарядом зенитки и сразу пошел вниз. Шталер сумел благополучно посадить самолет на нашей территории. В этот день все идет наперекосяк. Я как раз собираюсь взлететь вместе с лейтенантом М., который проходит обучение у меня, когда неожиданно появляется большая группа штурмовиков Ил-2 вместе с истребителями сопровождения. Они возникают на горизонте, держась на высоте 550 метров.
Следует помнить, что в декабре довольно холодно, и нам требуется какое-то время прогревать мотор, прежде чем он начнет работать нормально. Тем временем иваны успевают скрыться. Затем я вспоминаю, что во время нескольких по-настоящему холодных дней механики использовали специальные подогреватели. Это позволяло взлетать немедленно, не тратя времени на предварительный прогрев мотора. Однако для работы подогревателя требуется специальная топливная смесь. Я делаю знак М. не мешкать с заправкой и взлетать вместе со мной. Наши самолеты несут бомбы, так как мы намеревались взлететь на штурмовку вражеских позиций. Я не хочу снимать бомбы, так как надеюсь выполнить и это задание. Скорее всего, даже с дополнительной нагрузкой мы сумеем перехватить соединение Ил-2. Судя по всему, М. достался медленный самолет, и он быстро отстает. Я постепенно догоняю «Железных Густавов», которые пересекают линию фронта. В этот момент меня отделяют от них примерно 800 метров. Так как я лечу на FW-190, то я не боюсь русских пилотов на истребителях Лаг-5 и Як-9. Внезапно мой мотор начинает грохотать, и пятна масла покрывают стекло кабины. Я абсолютно ничего не вижу. Сначала я подумал, что в мотор попала очередь русского истребителя или зенитный снаряд, но потом я понимаю, что это авария. Заклинило один из цилиндров. Мотор визжит и рычит, он теряет мощность и вообще может в любой момент отказать. Когда я услышал этот грохот, то совершенно инстинктивно опустил нос самолета вниз и повернул к своим траншеям. Сейчас я должен находиться над ними. Прыгать с парашютом из-за своей гипсовой повязки я, разумеется, не могу. Да к тому же я лечу слишком низко. Этот самолет больше не наберет ни одного метра высоты. Я сбрасываю колпак кабины, чтобы получить возможность смотреть хотя бы по сторонам и назад. Я лечу на высоте около 50 метров. Местность подо мной совершенно непригодна для вынужденной посадки. Кроме того, я желаю подойти как можно ближе к аэродрому, чтобы после посадки, не теряя времени, вернуться в свою часть. Мимо меня, совсем рядом, проносится шпиль колокольни. К счастью, он не оказался прямо по курсу. Впереди и сбоку я вижу дорожную насыпь. В любую секунду мотор может остановиться. Я могу лишь надеяться, что самолет перескочит это препятствие. Я тяну ручку на себя и жду. Удалось или нет? Удалось! Колеса касаются земли. Мой самолет с хрустом несет юзом по полузамерзшей земле параллельно широкой канаве. Наконец он останавливается. С моей ногой все в порядке, я беспокоился о ней напрасно. Теперь я оглядываюсь. Тишина. Зимний пейзаж выглядит удивительно мирно. Лишь отдаленная артиллерийская канонада напоминает, что на пороге стоит совсем не мирное Рождество. Я приподнимаюсь на сиденье и бросаю взгляд на дымящийся мотор, а потом сажусь на фюзеляж. По дороге идет машина с двумя солдатами. Они внимательно разглядывают меня, чтобы убедиться, что я не русский, так как на нашей территории их самолеты падают гораздо чаще, чем немецкие. Солдаты перебрасывают доски через канаву и тащат меня к машине. Через час я снова оказываюсь на аэродроме и готовлюсь к новому вылету.