Надя. Двадцать пять.
Леонид Степанович. Вот! Ты социалистическую реальность не застала. Видишь, Катерина, что с людьми новый строй делает! Молодая девка бомжует по чужим дворам! А раньше бы работала инженером, а вечерами смотрела программу «Время». Сейчас программ миллион, а смотреть нечего. Выбор — не есть панацея, Надежда. Иногда лучше без выбора, зато не на скамейке ночевать.
Екатерина Аркадьевна. И пенсия была бы обеспечена, и крыша над головой. Вот чего мы, Степаныч, набросились на Надежду? Сами почти как бомжи. Одна разница — что на скамейке не спим. Что мы с тобой, Степаныч, имеем? Две копейки от большой государственной щедрости. Если б не Валерик, давно б с тобой сдохли от голода. Ну, не от голода, но почти (задумывается). Ни на что пенсии не хватает. Сейчас вон даже макароны дорогие, даже «Доширак», который едят несчастные китайцы.
Леонид Степанович. Точно! Но на государство, Катерина, не греши. Государство само страдает — цены на нефть, погляди, падают, кругом экономический кризис. Ничего не поделаешь. А Валерка, и правда, хоть и бизнесмен, но человек хороший. Трудящихся эксплуатирует, но и поддерживает пожилых людей. Он нас, Надежда, спонсирует. Не просто так, конечно. Он, Надя, сирота, поэтому видит в нас как бы родителей, как бы мы ему их заменяем. Так мне кажется. А то, что пьющие мы ему попались, так то мы не со зла.
Екатерина Аркадьевна. Правильно, Степаныч, все излагаешь… Спонсор! Валерик — наш спонсор. Я ему говорю: Валера, моя мечта — на море съездить. Была я, Надежда, молода когда-то, как ты примерно. Ездила в отпуск на Черное море. Вспоминаю часто. Помереть бы на теплом песке под плеск волн.
Леонид Степанович. Представь, Надя, Валера обещал Катерину, как та помирать соберется, отправить на море. Катерина, а пельмени у нас не оттают? Ты б домой сгоняла, в холодильник их положила.
Екатерина Аркадьевна. Ой, тут умный нашелся! Степаныч, с твоим умом только на Нобелевскую премию. Я не шучу, Надежда, у Степаныча было три патента. Чего ты там наизобретал в своем институте?
Леонид Степанович. Да ладно, Катерина, кому это сейчас интересно. Ты лучше еще водки разлей. Не жадничай — все равно до обеда не растянем. Придется еще бежать. И пивка плесни. Наде тоже чуток добавь — хорошая девка, по всему видать.
Голос из окна. Осточертели тут пить, алкоголики проклятые! Сейчас полицию вызову!
Екатерина Аркадьевна. Вот ведь! Работать пошла бы! Я — законная пенсионерка! А ты что дома расселась зад отращивать? Раньше бы за тунеядство посадили! На тебя саму полиции нет!
Голос из окна. У меня ребенок маленький! Пенсионерка хренова! Из-за тебя уснуть не может! Пошли отсюда!
Мужской голос. Я со смены! Заткнитесь, дуры! И окно не закрыть — жара!
Леонид Степанович. Уйти надо бы ненадолго. Разорались! Давай, Надя, за твое светлое будущее! И ступай. Мы тоже с Катериной по домам. Ты, Катерина, только пельмени одна не жри, позови на обед.
Екатерина Аркадьевна. Уж позову, не сомневайся. Чуток вот водки осталось. А ты, Надя, и вправду иди отсюда — видишь, местный пролетариат нервничает.
Надя. Мне идти некуда. Но вы не беспокойтесь. Я пойду. Куда-нибудь. Спасибо.
Надя собирает свои пожитки.
Екатерина Аркадьевна. Что, совсем некуда идти? Ты, девка, откуда взялась-то? Степаныч, смотри, может, как в том сериале, ее мать в детстве потеряла, а она вот скитается по свету, ищет мамку-папку. А папка, в самом деле, олигарх, богатый человек. Но про дочь несчастную, брошенную, не знает. Может, Надя — будущая наследница империи!
Леонид Степанович. Какой империи, Катерина?
Екатерина Аркадьевна. По продаже нефти и газа, дурень! Большой такой империи по зарабатыванию денег на крови народной! Он Надю найдет, признает и в благодарность станет она нам помогать как Валерик. Заживем!
Екатерина Аркадьевна и Леонид Степанович чокаются.
Надя кутается в тряпье.
Надя. Спасибо. Пойду я.
Леонид Степанович. Куда пойдешь? Надь, серьезно спрашиваю. Куда собралась?
Екатерина Аркадьевна. Эх, Степаныч! Пусть мотает отседа. Тут добра нет.
Леонид Степанович. А где оно добро-то, Катерина? Добра-то в мире нынче нет! Вон, Валерик даст водки да закуски — вот и все добро мировое. Пей, Надежда, это все добро, которое осталось в мире. Лучше не будет.