Выбрать главу

Анита потёрла шею, глядя на себя в зеркало. Удивительно, как далеко человека способны занести скука и страсть.

Она надела чёрный латексный костюм, так плотно облегавший её тело, что под тонким материалом виднелся каждый изгиб. На промежности и груди были серебристые молнии, которые запросто можно было растегнуть и не снимать весь костюм. Короткие чёрные волосы Анита убрала назад и спрятала голову и половину лица под латексной маской. Она густо накрасила ресницы, её губы алели от новой помады, и в целом она была сама на себя не похожа.

Её заставили выпить таблетку, чтобы было "легче расслабиться и возбудиться", заставили надеть кляп, когда привели к нужному столику. Её руки наручниками сковали за спиной, колени приковали цепями к чёрной палке, из-за чего девушка не могла сдвинуть вместе ноги. Анита лежала на столе, на огромном белом и холодном фарфоровом блюде, в развратной позе, обложенная всем необходимым для Трапезы: упаковками презервативов, таблетками, шариками, был даже вибратор. Организатор, проявляя креативность, положил ей между ног бутылку, опустив её горлышко на промежность Аниты. Она стиснула зубами кляп, сгорая от стыда за своё унизительное положение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Свет приглушили. Заиграла классическая музыка. Места для трапезы были огорожены тонкими фанерными перегородками, которые создавали интимную атмосферу, но не спасали от звуков. Анита глубоко вздохнула, разочарованная тем, что увидеть занимавшегося сексом Натаниэля ей не удастся.

Её разочарование длилось ровно до тех пор, пока Натаниэль не подошёл к столику и не сел прямо напротив неё.

— Ммгм?

– Еда молчит, – произнёс он, забрав бутылку вина. Анита дёрнулась, ощутив в опасной близости от своих половых губ пальцы Натаниэля. – И не рыпается.

Анита огляделась по сторонам, попыталась выбраться из наручников, сделать хоть что-то, чтобы исправить возникшее недоразумение. Она ёрзала, двигалась, мотала головой, в то время как Натаниэль наблюдал за ней, такой беспомощной в своей вульгарной позе, и выражение его лица было нечитаемым.

– Если ты не угомонишься, – тихо, вкрадчиво произнёс он, и его лицо озарила привычная тёплая улыбка. – Пробка от вина окажется в твоём анусе.

Лицо Аниты вспыхнуло. Впившись в кляп зубами, она опустилась на холодный фарфор и отвела взгляд в сторону. Это месть от регистратора? Или он просто не захотел менять номер Аниты? Уже не важно. Не стоило лезть не в своё дело и узнавать о том, чего знать не следовало.

Натаниэль открыл бутылку вина, наполнил бокал, пригубил. Для Трапезы он надел строгий чёрный костюм с чёрным галстуком и белой рубашкой. Анита отвела взгляд в сторону. По сравнению с ним даже в таком месте она выглядела слишком вульгарно.

– Меня предупредили, что ты новенькая здесь, – произнёс он, пальцами держа пузатый бокал вина. – Бывалые уже в курсе, что одежду с нижнего здесь убирают ножом и вилкой.

– Ммм?!

– Такова Трапеза, – он улыбнулся. Той же улыбкой он одаривал студентов на парах. – Я же не животное, чтобы хвататься за еду голыми руками.

Анита застыла, когда он подался вперёд, закрыл глаза и глубоко втянул воздух, носом уткнувшись в её шею.

– Еда сегодня невероятно аппетитно пахнет, – произнёс он, ослабив на шее галстук.

Натаниэль взял нож со стола нож и провёл остриём по внутренней стороне правого бедра Аниты. Она судорожно вздохнула. Этот человек и раньше не давал ей покоя, а сейчас возбуждение девушки усугублялось афродизиаком и ужасом быть узнанной, и потому болезненным жаром собралось внизу живота. Тело стало ненормально, отвратительно чувствительным, и Анита, казалось, кожей чувствовала даже под слоем латекса дыхание Натаниэля.

Он пальцами оттянул материал у неё на талии, острым, словно скальпель, ножом поддел тонкий латекс, проткнул его и поднялся выше, остановившись на молнии на груди. Латекс резался легко, без каких-либо видимых усилий со стороны Натаниэля. Анита задрожала, ощутив кожей живота холодный металл. Она не могла избавиться от навязчивой мысли, что в случае непослушания Натаниэль непременно вонзит холодную сталь в её плоть. И мысль о насилии над собой внушила ей беспомощность, отвращение к себе и возрастающее желание.