Забежав за угол, чтобы выжать футболку, Аня улыбнулась, наконец прочувствовав дух дома.
***
Вопреки Даниным прогнозам, на следующий день небо стянуло тучами и зарядило стеновым дождём, украв из трёх месяцев как минимум день веселья. Зато Паша оказался прав: приезд Ани всегда к дождю.
Девочка устроилась на кухне и смотрела в окно на безлюдную улицу. Петербург не хотел её отпускать, не хотел одевать в лето. И только аромат бабушкиной картошки развевал навалившуюся тоску. Вдруг против окна бодро прошагала фигура под клетчатым зонтом и в терракотовых лодочках.
— Бабушка, — таинственно прошептала Аня.
— Что, родная?
— Мне показалось, или по улице только что прошла баба Оля…
— И почему бы ей не пройти? — бабушка пожала плечами.
— Так она же…
— Слепа?
— Ага.
— Так кушать и слепым хочется.
— Но показалось, что она всё видит. Трости не было, и шла быстрей обычного…
— Брось, — бабушка махнула рукой. — Когда сидишь без дела, движения других быстрей кажутся. А ты с утра к табуретке приклеилась.
Но Аня была уверена, что ей не показалось. И, макая картошку в густую сметану, она размышляла, как бы вывести бабу Олю на чистую воду, чтобы все узнали, что она врёт. Ведь никто не должен лгать, особенно взрослые. Какой же они подадут пример?
День так и прошёл в раздумьях. А когда дождь стих, дети вывалились на улицу, чтобы побегать по лужам под тёплой моросью. Своими подозрениями Аня поделилась с ребятами. Набегавшись, они расселись на наклонной двери погреба и, играя в дурака, продумывали шпионскую операцию.
— Беру, — Пашка сгрёб три семёрки и предложил: — Может, камеру поставить напротив квартиры?
— У папы есть, но если она видит, всё равно ж заметит, — сказал Даня, цыкнул и походил с дамы. — Может под ноги ей что подбросить?
— Банановую кожуру? — вклинилась Анька, перевела ход на Кристину и тут же передумала: — Не, жёстко это, ещё ногу сломает…
— Ничё се, а у меня одна мелочь, — жалобно проскулил Паша и добавил в веер дамок.
Ребята не заметили, как подкралась Анина бабушка.
— Ох, — она вздохнула, обратив на себя внимание, — можно я рядом с молодёжью постою?
— Конечно, баб Мань, всегда рады, — добродушно бросил Даня, вспоминая, как его огрели в прошлом году. Анину бабушку мальчик немножко побаивался.
— Знаете, — продолжила бабушка, — в ваши годы жизнь похожа на удивительное приключение. Каждый день что-то новое. Вы вечно что-то выдумываете: то в асфальтных поваров играете, то халабуду[4] строите, то котят выкармливаете. Вы полны идей, и мне всегда приятно напитаться ими, ведь в моём возрасте, — она тяжело вздохнула, — дни тянутся, как резина, сливаясь в одно, а годы летят… Без смысла, целей, каких-либо новшеств. Хорошо у меня внучка есть, сын иногда приезжает, а коли один, так вообще непонятно, ради чего жить, — её взгляд остекленел. — Ради кого?
— Ради себя, — возразил Данька, — не всем общество нужно.
— Но порой всем необходимо.
— Ради этого вы и собираетесь пощёлкать семечки каждый вечер, — в Даню вернулось былое ехидство.
— Мы — да, но с молодёжью как-то поживее, что ли, — бабушка улыбнулась и на миг в глазах появилась искорка, как у девчонки. — Рядом с вами мы молодеем, предаёмся воспоминаниям о прожитых годах, а ведь некоторые старики только ими и живут… — она запустила руку в карман. — Анют, я тут конфеток купила, такие вкусные только в одном месте продаются. В центре, на рынке. Поделись с ребятами, — бабушка выудила небольшой кулёк и протянула внучке, — самые дорогие, говорят, из бельгийского шоколада!
Девочка закусила губу, посмотрев на конфеты в золотой обёртке.
— Ба, — Аня подняла глаза, — А ведь баба Оля всегда даёт золотые…
Бабушка кивнула.
— Это... от одиночества? — спросил Данька и втянул голову в плечи, опасаясь, что сморозил глупость.
— А отчего ж ещё? — протянула Анина бабушка.
— А врать-то зачем? Надо сейчас же пойти и сказать, что мы всё знаем. Чтобы больше не притворялась, – Данька вскочил на ноги и махнул рукой, подстёгивая остальных. – Попросила бы просто составить компанию, мы бы не отказались…