Он прижал учебники с тетрадями к груди и распихал письменные принадлежности по карманам, но и тут случился казус. Одна ручка из-за удара растеклась, образовав чернильное пятно в районе паха…
– Смотрите, смотрите, он описался! – прокричала та самая девочка, в чьих глазах ещё недавно Митя так хотел утонуть.
– Обо-ссышь! – протянул кудрявый паренёк.
– Рыжий ссыкун! – выкрикнул кто-то ещё, но глаза мальчика уже застилала пелена слёз.
А дальше все дети, ученики первого класса-«Б», обступили Митьку со всех сторон и, тыкая в него пальцами, начали кричать на один лад, будто поддерживая спортсмена в чемпионате по унижению: «Рыжий ссыкун! Рыжий ссыкун! Рыжий ссыкун!». Мальчик забился под парту и поджал колени, уткнув в них голову. Ещё никогда до того он не чувствовал себя таким жалким…
Когда класс опустел, Митя так и остался сидеть под партой, глотая слёзы. Вроде стояла тишина, но в голове гудел зацикленный хор голосов, повторяющих: «Рыжий ссыкун!». Мальчик со всей силы стукнул себя по голове и выкрикнул с надрывом:
– Замолчи!
В кабинете он оказался не один. Всё это время учительница занималась бюрократией, заполняя ворох бумаг и не замечая ничего вокруг. Услышав истошный возглас, Анна Валентиновна оторвалась от волокиты и, стуча каблуками подошла к источнику звука. Она заглянула под парту.
– Что это у нас? Ты почему ещё не ушёл? – её распирало от раздражения.
– Они, – мальчик всхлипнул, – они…– сглотнул, – смеялись!
– Ох, горе ты, – учительница закатила глаза, – поднимайся, ты задерживаешь не только себя, но и меня! Уроки закончились. Всё. По домам! – последнее слово она произнесла растягивая, по слогам.
Когда Митька вылез, учительница окинула взглядом мокрые штанишки и сморщила нос.
– Ранец твой где?
Митька замотал головой.
– Пришёл ты с чем?
– С пакетом…
– И где он?
– Порвался… – по щекам мальчика вновь потекли слёзы.
Учительница цокнула языком, подошла к шкафу и вытащила смятый пакет из продуктового. Она безмолвно протянула его мальчику и указала на дверь.
– До завтра, Анна Валентиновна! – Митя развернулся на пороге.
– Ступай уже…
Когда Митька ехал в школу, он никак не мог перестать улыбаться. Пытался, но уголки губ сами по себе подскакивали вверх. А по дороге назад он никак не мог перекрыть краны солёной воды. Слёзы текли и текли, а вместе с ними нос заполонялся жидкими соплями, и мальчик бесперебойно втягивал воздух в себя, раздражая всех пассажиров автобуса, которые только цыкали и неодобрительно качали головой. В голове вился рой беспокойных мыслей от: «Почему они так со мной?» до: «Чем я от них отличаюсь?». И ни один вопрос не находил ответа. Он ведь такой же как они - человек. Две руки, две ноги, голова на плечах. С этими мыслями он вышел на остановке, и, погружённый в себя, дошёл, еле волоча ноги, до участка. У калитки уже поджидала бабушка, с выбивалкой наготове.
– А ну, негодник! Что это?! – бабушка посмотрела на заляпанные штаны и выдала Митьке подзатыльник. – Я на тебя всю пенсию истратила, в школу собрала, а ты тут же всё испоганил! – она схватила мальчика за ушко и потянула на себя. – Ты ценишь хоть что-то? Я тебя спрашиваю?! Выродок! – бабушка отпустила ухо, и Митя шлёпнулся на землю, больно ударившись копчиком.
По его лицу молча стекали струйки солёной воды. Он никогда не позволял себе плакать при бабушке вслух. Это её выводило из себя, а она и без того не слыла ангелом.
– Новые не куплю, и не проси! – бабушкин тон смягчился. – В сельпо сгоняй, с утра ж ни капли, а с таким как ты, только на беленькой и можно продержаться!
Митя выполнил поручение и оставил бабушку наедине с лучшим другом, а сам замочил в тазу с содой брюки и оттирал их, пока солнце не закатилось за горизонт.
– Почти как новые! – Митя похвалил сам себя и впервые с самого утра улыбнулся.
Он повесил штаны на бельевую верёвку и отправился спать, чтобы завтра в школе попробовать ещё раз произвести первое впечатление.
Но все надежды разбились о плато реальности уже на подступах к средней общеобразовательной. Из мусорного ведра у крыльца торчали те самые малиновые астры. Торчали, смотрели прямо в глаза и напоминали Митьке, что он не вольётся в эту человеческую стаю, не найдёт понимания и поддержки. Над его головой незримо висело клеймо: «тот, кого невзлюбил этот мир»…