— Эко как тебя приучили пятки лизать.
Это послужило сигналом — партизаны закричали, обращаясь к Петру Хропову:
— Кончать надо.
— С ума сведут смотрины такие.
Петр Хропов поднялся, подозвал Яню Резанова.
— Отдели этих псов от офицерика и кокни вон там — в лесочке, чтобы офицерик видел.
Яня Резанов отвел карателей в сторону, смахнул с плеча автомат и пустил очередь, затем спокойным шагом подошел к Петру Хропову, доложил:
— Сделано.
— Зря.
— Жалко?
— Пули жалко. По одной на каждого бы хватило, — ответил Петр Хропов и глянул на офицера.
Офицер, прищурив глаза, посмотрел на трупы солдат и еле слышно прищелкнул языком.
В это время очнулся Пауль Леблан. Вскочив, он недоуменно, затуманенными глазами посмотрел во все стороны, как смотрит человек после длительной тяжелой болезни, еще никого не узнавая. Да его и самого невозможно было сразу узнать: рыжая щетина бороды походила на ламповый ерш, впалые щеки, как две вмятины. Весь он был в грязи, тине. Посмотрев вокруг затуманенными глазами, ничего не понимая, он принялся будить Чебурашкина, разыгрывая из себя немца.
— Чепурашкин! Чепурашкин!
Яня Резанов первый шагнул к нему, выворачивая пятки длинных, в посконных штанах, ног… и вдруг, подхватив на руки, как ребенка, начал подбрасывать его, кувыркая в воздухе, выкрикивая:
— Васька! Васенька-светик!
— Яня! — придя в себя, вскрикнул Пауль Леблан.
Партизаны было кинулись к нему, но Петр Хропов движением руки остановил всех. Сдерживая простую человеческую радость, сказал:
— Здравствуй, Вася!
— Здравствуй, Петр Иванович, — на русском, по-волжски окая, ответил Вася.
— Это тот? Кох? — Петр Хропов кивнул на офицера.
— Нет, Кох убит. А это — новый каратель.
— Значит, выполнил задание?
— Не я убил. А вот она. — Вася показал на Татьяну. — Опередила меня. — Он чуть подождал и с тоской добавил: — Ермолай Агапов погиб: Кох отрезал ему язык. Погиб и Савелий Раков: поджег фашистов в своей избе и сам сгорел.
— Жалко. Очень, — в тишине произнес Петр Хропов и, сняв шапку, поклонился земле. За ним последовали все партизаны. Петр Хропов надел шапку и снова к Васе: — А почему ты повел людей через это болото? Ведь ты его не знаешь?
— Повел не я, а нужда: нас толкнул в болото вот тот, — Вася показал на офицера и к Хропову: — А почему вы здесь, а не у Лебяжьего?
— Об этом потом. Яня, — обратился Петр Хропов к Яне Резанову, — срубите две-три березки, раскиньте на них вот это, — он смахнул с себя шинель и кинул на руки Яне, — и положите на нее женщину. Как ее звать?
— Татьяна Яковлевна, — ответил Вася.
Когда поднимали Татьяну, очнулся и Чебурашкин. Он подпрыгнул, как мяч, а увидав партизан, осипшим голосом заговорил:
— Э-э-э! Вот вы какие. А мы — вот мы какие. От смерти еле-еле удрали, да и то не все, — он говорил долго, путаясь, повторяясь, и походил на помешанного.
Петр Хропов обнял его.
— Отдохни, родной. Потом расскажешь, — и приказал подвести к себе офицера.
Тот подошел, презрительно посмотрел на Васю, на Татьяну, на Чебурашкина, признав их, и снова нервно задергал ляжками. Петр Хропов взял его за рукав шинели, подвел к ребенку — мертвому, в тине, сказал:
— Это миру несешь? Ты!
Офицер посмотрел на ребенка так же, как смотрит торговец драгоценностями, знаток редкостей, на разбитый, вовсе никакой ценности не имеющий кувшин. Посмотрел, прищелкнул языком и даже пожал плечами, как бы говоря: «А что? Ничего особенного».
— О-о-о! Да у него не сердце, а камень. Яня! Автомат!
Яня Резанов с готовностью подал автомат, но старик Иван Хропов опередил:
— Сын! Кровь моя, — заговорил он, обращаясь к Петру Хропову. — Я дрова сорок восемь лет сам колол. И смотри, какой топор у Яшеньки, — он выхватил из-за пояса Яни Резанова топор и, блеснув им на солнце, снова сказал: — Дай мне!
— Возьми, — и Петр Хропов отвернулся.
Затем партизаны извлекли из болота тех, кого могли отыскать. Вырыли братскую могилу и похоронили. Петр Хропов произнес короткую речь. Он долго смотрел на людей, лежащих на поляне, потом на братскую могилу, затем перевел взгляд на трупы карателей и сказал:
— Казнить будем. Казнить — топором по башке.
Глава девятая