Склонившись над ним, Борден крепко схватил его за окровавленный подбородок и рявкнул:
— Повторяю! Не смей, блядь, мне врать. За каждую ложь я собираюсь отрезать по куску от твоего тела. Либо ты расколешься прямо сейчас и скажешь мне все то, что знаешь, либо я буду вырезать из тебя каждое слово, пока ты не превратишься просто в лужу крови и груду костей. Понял?
Но мужчина только всхлипнул и умоляюще покачал головой.
Такой допрос пойдет ему на пользу.
Борден покачал головой и снова замахнулся.
Мужчина удивил Бордена. Он был сильнее, чем казался на первый взгляд. Хотя и рыдал, как маленькая девчонка, но боль переносил удивительно стойко. Борден понимал, что происходило. Бык надеялся, что если будет врать, заливаясь слезами, они поверят ему. Снова и снова он отрицал то, что говорил о Бордене. Он убеждал, что понятия не имел, кто хочет смерти Бордена. У него и в мыслях не было никакого заговора против него. Он просто невинный человек, над которым несправедливо издеваются.
Чем больше Борден слушал, тем злее становился. Он устал играть мягко. Ошибочно понадеявшись на то, что этого человека можно легко расколоть, в итоге он понял, что Бык требовал большей работы. И Борден сорвался. Потерял контроль. Он перестал себя сдерживать во время ударов. Он взорвался.
В какой-то момент приблизился Гектор, стараясь не соприкасаться с Борденом, находящемся на взводе и задыхающимся от бешенства.
— Он не сможет говорить, если ты сломаешь ему челюсть, Борден.
— Мне похуй на все, что он скажет, — ответил Борден. — Я готовлю ему долгую и мучительную смерть.
— Нет, — прохрипел Бык. Его лицо распухло до неузнаваемости. Глаза практически не открывались, но из них продолжали капать слезы. Он взмолился, захлебываясь соплями: — Не убивайте меня. Не убивайте…
— Тогда, блядь, говори, или я выбью к хренам твои гребаные глаза.
Опять злость.
Опять кровь.
Опять удары.
Глазное яблоко вылетело из глазницы, и Бык наконец-то сломался.
— Терри Маллиган! — завизжал он от боли, неудержимо рыдая. — Его зовут Терри Маллиган.
— Кто он? — потребовал Борден, вытираясь от крови старой тряпкой, которую бросил ему Гектор.
— Ему нужен ты!
— Зачем?
Бык захрипел, пытаясь глотнуть воздуха:
— И-из-за того, что ты сделал.
Борден отшвырнул тряпку и схватил его за низ подбородка, заставляя смотреть вверх.
— Блядь, договаривай до конца. Что я сделал?
— Ты убил его сыновей.
— Я убил до хрена людей. Конкретнее.
— Братья, которых ты убил… за убийство девушки.
Борден застыл. Он спился взглядом в этого червя, но не обнаружил ничего, кроме подтверждения правдивости этих слов.
— За ним есть люди? — вмешался Гектор. — Какая сила стоит за ним? Давай, Бык, не заставляй нас всю ночь дожидаться.
Глядя на них единственным опухшим глазом — второй был выбит и залит кровью — он задрожал сильнее и прохрипел:
— Он дьявол. Отсидел в тюрьме пятнадцать лет. Недавно, месяцев пять назад, вышел. Когда-то он был хозяином этих улиц и хочет вернуть их себе. Он на дне, мужик. Глубоко на дне. Ты не сможешь найти его. Он кукловод, дергающий за веревочки. И он хочет вернуть себе Нью-Рэйвен и убить тебя.
Борден почувствовал, что Гектор наблюдает за ним, ожидая его следующего хода. Но правда была в том, что его застигли врасплох. У тех братьев, которых он убил, была другая фамилия. Не Маллиган. С этой фамилией не было никаких ассоциаций.
— Что ты собираешься делать? — спросил, наконец, Гектор.
Борден медленно выдохнул.
— Мне нужен еще один стул, чтобы я мог поподробнее пообщаться с нашим приятелем Быком. Потребовалось приличное количество ударов, чтобы разговорить его, и, если он не дурак, то захочет сохранить свой второй глаз.
Гектор заржал и пошел искать второй стул.
А в это время Борден, взглянув в единственный глаз Быка, увидел там такой страх, от которого сам содрогнулся. Этот человек боялся Маллигана больше, чем Бордена.
Глава 10
Эмма
Вечер я провела, принимая долгую горячую ванну, чтобы успокоить свое ноющее тело. На моих плечах и предплечьях появились новые синяки. От ключицы до горла тянулись следы укусов. Расчесываясь, я обнаружила в воде приличные пряди волос, которые он выдрал, трахая меня. Даже теперь я была удивлена тем, что мне нравилось видеть это. Синяки, которые, на первый взгляд, незнакомыми людьми могли быть истолкованы как нечто ужасное, для меня были словно маленькие временные трофеи, напоминающие о его удовольствии. Это был своего рода самообман.