как никогда. И даже физически он стал как-то крепче. Вот оно — истинный-то художник! Как только он выпутается из финансовых затруднений — не знаю. Кажется, если бы можно было бы, так бы и помог ему, именно материально помог. В остальном он не нуждается».
С умилением пишет Бородин о молодой, талантливой певице Хвостовой, которая не только стала сама петь в хоре Бесплатной школы, но и привела с собой целый отряд — восемнадцать своих юных учениц. Уже одна эта подробность говорит об энтузиазме, которым горели в эти дни сторонники Бесплатной школы.
В одном из следующих писем Бородин рассказывает о первом концерте Музыкального общества. Для привлечения публики Елена Павловна пригласила за большие деньги итальянскую певицу Арто-Падилла. «Вот до чего дошли дела, — пишет Бородин, — пришлось пригласить для серьезных симфонических концертов итальянскую оперную певицу!.. Несмотря на присутствие двора, Е. П. и бомонда — прием был холоден. Многие даже из приверженцев Е. П. находили неловким такой ангажемент и такой выбор пьес для серьезных концертов… Самый характер концерта напомнил мне салон: итальянское фиоритурное пение, точно «Севильский Цирюльник»; Мароккский марш, играемый обыкновенно в Павловском вокзале; эполеты, сабли, непозволительные декольте и пр. и пр.».
Бородин подсчитывает, во что обходится Елене Павловне «свержение Милия», сколько тысяч она заплатила дирижерам Зейфрицу и Гиллеру, какие субсидии выданы журналам за ругательные статьи и сколько еще придется израсходовать денег на разные приманки, на чай и бутерброды хористкам.
После концерта Русского музыкального общества в том же зале была репетиция концерта Бесплатной школы.
«Зала точно волшебством переменила вдруг свой вид, — пишет Бородин, — публика в эполетах и декольте исчезла; на эстраде стоял Милий. На передних стульях сидели: я, Корсинька, Бах и прочие посетители Бесплатной Школы. В воздухе, где едва успели замереть звуки Мароккского марша и фиоритуры Арто — раздались могучие звуки «Лелио» Берлиоза. На другой день был второй концерт Бесплатной Школы, и с большим успехом, хотя зала не была совершенно полна: ни аксельбантов, ни директоров, ни директрис, ни инститютрис, ни пажей, ни голых плеч придворных барынь не было. Зато все музыкальное было в полном составе».
Борьба все разгоралась. Елена Павловна всеми силами старалась подорвать и пустить ко дну Бесплатную школу. Чтобы привлечь больше публики на концерты Музыкального общества, она приказала снизить цены на билеты и разослать множество даровых билетов в институты благородных девиц, в Пажеский корпус, в Лицей и Училище правоведения.
Журналы, находившиеся под ее покровительством, мешали с грязью Балакирева и весь кружок и не скупились на самую площадную ругань.
Противникам Бесплатной школы резко и остроумно отвечал в «Петербургских ведомостях» Цезарь Кюи.
«Воображаю, как им достанется от Цезаря Антоновича. Страх!» — писал Бородин.
Как-то произошел такой случай. В «С.-Петербургских ведомостях» появился фельетон Кюи «Музыкальные заметки». В этом фельетоне шутливо рассказывалось о том, что в Русском музыкальном обществе для борьбы с Бесплатной школой организован «Комитет народной обороны». Фельетон был подписан тремя звездочками.
Елена Павловна пришла в ярость и решила мстить.
Вечером к Стасову пришел курьер с требованием немедленно явиться к управляющему Публичной библиотекой барону Корфу. Утром — второй курьер, от того же Корфа. Стасов отправился к нему.
Барон, который обычно хорошо относился к Стасову, протянул ему с надутым видом два пальца и сказал:
— Великая княгиня приказала выразить мне крайней неудовольствие свое за вашу статью, где вы самым дерзким образом осмелились оскорбить ее высочество.
Стасов только глаза вытаращил.
— Да помилуйте, я-то чем виноват? Разве это я писал?
Корф очень обрадовался и сказал с облегчением:
— Ну, слава богу! Мы спасены!
Рассказывая об этом в письме к жене, Бородин добавляет иронически: «Точно — Европа спасена».
Когда великой княгине доложили, что статью писал не Стасов, а Кюи, она немедленно послала генерала — на этот раз к начальнику Кюи — с предложением сделать дерзкому фельетонисту строгое внушение.