Он не терял контроля над собой. Мягкий, грудной голос его звучал тихо, спокойно и уверенно. Непреклонный в своих убеждениях, твердый и решительный, Дмитрий Никанорович был чужд всякой конъюнктуре и никогда не шел на сделку со своей совестью. Его сосредоточенное лицо, настойчивый, упрямый взгляд выдавали человека сильной воли и твердого характера. И за это даже его недруги и противники, не разделявшие его идейных позиций и творческой манеры, уважали его.
- А скажите, Дмитрий Никанорович, все эти здания разные по форме и по своему назначению: жилые дома и административные, - заговорил Думчев. - Но почему-то у всех шпиль. Случайно это или тут была какая-то задумка?
- Видите ли, шпили со звездой придали зданиям торжественность, нарядность. Ведь они, эти здания, задумывались как маяки, каждый из которых должен был группировать вокруг себя жилой массив… А потом, нужно было сохранить архитектурный контур Москвы. Что его определяло прежде, контур старой Москвы? Сорок сороков церквей, их большей частью шатровые колокольни, купола. Они были архитектурными вехами. Как вы знаете, многие из них исчезли. Новые высотные здания как бы продолжали архитектурный стиль… Дом, он не только кров для человека. Он несет и воспитательные функции. Он накладывает на жильца свой отпечаток. Происходит это незаметно, постепенно. Он как бы несет эстафету будущим поколениям, несет рассказ о нас. Ведь он долговечен. И это налагает на нас, архитекторов, особую ответственность.
- Вот именно, - резко подхватил Глеб Трофимович. - Поставили в центре Москвы, у самого Кремля, какую-то нелепую коробку и назвали ее "Интурист", и все вокруг вопиюще закричало. Она как дурное пятно, как вызов прекрасному ансамблю Кремля и уже сформировавшемуся центру. Плохой фильм можно не смотреть или, посмотрев раз, плюнуть и забыть. Плохую музыку можно не слушать. А как быть с уродливым зданием? Оно же как бельмо на глазу. Почему вы позволили совершить такое безобразие?
- Я тут ни при чем. Я был против. Меня не послушали, - сообщил Никулин и, казалось, погрузился в раздумье.
Пришла Ариадна, преувеличенно веселая, с огромным красноголовым подосиновиком в руках, объявила:
- Здесь, возле калитки, нашла. Ну что вы сидите и разговариваете о делах? Пошли б лучше в лес, грибов сколько!
- У нас тут серьезный разговор, который и тебя касается, - с едва скрытым раздражением сказал Брусничкин, ища глазами Колю. Коля не появлялся.
- Меня? - с наигранным удивлением переспросила Ариадна и подавила невольную улыбку.
- Ты за индустриальное строительство или против? - преднамеренно примитивно и нелепо поставил вопрос Брусничкин.
Ариадна сделала игриво-пренебрежительную мину и повела бровью. Ее наспех накрашенные губы шевелились, но вслух не произнесли слишком очевидного слова "глупо". Брусничкин, хорошо знавший характер своей жены, решил не обострять при людях отношений, смягчил холодно, но вежливо:
- Тут говорили о роли архитектора в современном градостроительстве.
- В век индустриального строительства роль архитектора сводится к нулю. Я имею в виду архитектора-творца, - сделав серьезное лицо, заговорила Ариадна. - Мы - ремесленники. Допустим, вы предложили оригинальный проект. Начинается его обсуждение: советы, замечания, категорические требования. Проект ваш идет по разным инстанциям, или, как мы их называем, отстойникам. И учтите - советы и замечания критиков для вас обязательны. Тут убрать, здесь добавить, это переделать. Кто делает замечания и указания? Узкие специалисты. Они рассматривают ваш проект со своей чисто ведомственной точки. Им нет дела до целого. Они указуют, и указания их носят форму закона. В результате от вашего гениального проекта остаются рожки да ножки. Дальше. Начали строить. И что же? Там уже технология начинает на вас давить, рационализм диктует. Строители запросто меняют ваш проект, то есть вносят в него свои элементы. Мол, нет такого-то облицовочного материала, нет такой-то детали.
- Выходит, Коля запросто может испортить ваш проект? - не без умысла вступила в разговор Людмила Борисовна.
- Кстати, где он, Коля? - с нарочитой шутливостью засуетился Брусничкин. - Подать сюда Колю-Николая.
- Пусть объяснится, - с двусмысленным намеком продолжала ставить шпильки Людмила Борисовна.
- Я здесь, - бодро отозвался Коля из-за вишни. Он стоял с наружной стороны беседки. Но предусмотрительный Штучко попытался вернуть разговор в прежнее русло: