- Я желала бы, доченька, чтоб тебя так любили.
Валя обняла дочь, прижала ее крепко к груди своей и нежно поцеловала ее темные волосы. А казалось ей, что целует она и Олега.
…Святослав пришел с работы вечером угрюмый и озабоченный.
- Что-нибудь случилось? - настороженно спросила Валя.
- В общем, да, - уклончиво ответил Святослав и пошел в спальню переодеваться.
"Боже, он все знает", - с ужасом решила Валя. Ее охватило волнение, и она торопливо начала собираться с мыслями, готовить себя к неприятному разговору. Она не может притворяться. И лгать не будет. Она окажет все как есть. "Боже, какой ужас, кошмар! Только бы не при Гале такой разговор". И она вошла в спальню. Святослав стоял у зеркала в синем спортивном костюме с белой каймой по воротнику и рукавам и причесывался. Не поворачивая головы от зеркала, спокойно и даже как будто равнодушно сообщил:
- Получил новое назначение. В Зауралье, куда и Думчев, начальником политоргана. Выходит, мне повезло.
К такой неожиданности Валя не была готова.
- А как же… мы? - сорвалось у Вали совсем не то, что она думала.
- Вы останетесь здесь. Галинка в институте, не бросать же ей. У тебя тоже серьезная работа. Надо закончить. Разделаешься с гостиницей, там видно будет.
У Вали отлегло от сердца. Ничего не сказала, только подумала: "Все, что ни делается, - все к лучшему". И потом уже мысленно сказала: "Разделаешься с одной гостиницей, а там ждет другая".
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Они были вдвоем во всем мире. Весь день накануне открытия гостиницы в Подгорске Олег и Валя провели в мастерской, предаваясь безмятежной неге. Они наслаждались своим счастьем, пили его большими глотками и никак не могли утолить жажду. Они не отвечали на телефонные звонки, не выходили на улицу, много говорили обо всем, что их волновало, вспоминали прошлое, наиболее яркие их встречи и деликатно избегали говорить о будущем. Об этом думал каждый в одиночку, про себя.
Нет, они не испытывали угрызений совести и не считали себя виноватыми. Единственное, что их огорчало, - необходимость хранить свои отношения в тайне. Они не задавали себе вопроса, безнравственно ли их поведение, потому что твердо верили: все, что с точки зрения строгой морали может считаться дурным, недопустимым и позорным, оправдывает их такая огромная, вселенская любовь. Олег говорил: любовь - это наивысшее проявление человеческого духа, и всякое насилие над ней есть преступление. Разумеется, если это действительно глубокое, неодолимое чувство, а не мимолетная страсть. Убить любовь, подавить ее в себе, подчинив чувства холодному рассудку, так же грешно, как лишить человека веры и надежды.
Валя охотно соглашалась с такой защитной философией и на призыв мужа бросить работу и приехать к нему в Зауралье на постоянное жительство, хотя у военных понятие это относительно, отвечала решительным "нет". Святослав знал, что гостиница в Подгорске готова и Валя свободна от своих служебных обязательств. С Энском можно не связываться, обойдутся без нее. Валя думала иначе. Здесь, в мастерской Олега, стоял сделанный его руками макет гостиницы в Энске, сказочный дворец, где стройная композиция, возведенная в высокую гармонию, придала зданию монументальность, изящество и простоту. Глядя на этот макет и любуясь им, она чувствовала и себя соавтором этого необычного творения, строительство которого уже началось. Валя работала над эскизами настенной мозаики. Именно в мозаике с наибольшей силой проявился ее талант художника-декоратора и монументалиста. Созданные ею мозаичные панно сверкали так ярко и впечатляюще, что о них хотелось сказать: это застывшая музыка. Она волновала и возвышала, как творения великого мастера. Не фрески, а именно музыка. Олег радовался и восхищался, он говорил ей душевно:
- Мозаика - твой Пегас, лелей его, и он вынесет тебя на Парнас. Ты, может, сама еще не знаешь, какое эмоциональное богатство, какой восторг таят твои панно. Они исторгают любовь и высокое благородство.
- Ты преувеличиваешь. Ты не можешь быть объективным, родной мой, - искренне и нежно возражала Валя. - Мне просто радостно работать с тобой. Я счастлива и благодарна судьбе за это счастье.
Она опустилась в кресло, стоящее рядом с тахтой, на которой сидел Олег, и взяла его руку. Продолжала, глядя на него искристыми ясными глазами:
- Помнишь тот июнь и море сирени? Это было чудесно, как великий праздник. Я боялась, что такого больше никогда не будет, что угар пройдет и все станет будничным. Потом я поняла, что это не угар и это не проходит. Я не могу без тебя. Когда мы не видимся, я думаю о тебе, разговариваю мысленно с тобой, советуюсь.