— Нет, но по дороге через город не мог бы ты подбросить меня домой? — спрашиваю я, убирая разбросанные салфетки.
— Вулф скоро приедет, — отвечает он, вставая.
— Знаю, но я не хочу, чтобы он торопился, а мне дома нужно кое-что сделать.
— Дорогая, с тобой все будет в порядке? — спрашивает Бен Ронду, та кивает, и пока я встаю с кровати и надеваю обувь, он наклоняется, целуя ее еще раз.
Обойдя вокруг кровати, я обнимаю ее, бормоча: «Увидимся позже», прежде чем отстраниться и последовать за Беном к грузовику.
Когда мы подъезжаем к моему дому, машины Кена нигде не видно, и я с облегчением вздыхаю — сейчас мне не придется иметь с ним дело.
— Спасибо, что подвез, и дай знать, если тебе что-нибудь понадобится, — говорю я Бену, отстегивая ремень.
— Спасибо, что посидела с Рондой, — улыбается он, я киваю, затем выпрыгиваю из грузовика, машу ему на прощанье и, зайдя в дом, запираю за собой дверь.
Оставив сумку и ключи на столике у двери, замедляю шаг, и сердце начинает сильно биться. У меня не было много времени на мысли о том, что мамы здесь больше нет. Со мной рядом всегда кто-то находился, отвлекал от тишины, но, войдя в тихий дом и столкнувшись лицом к лицу с пустотой, понимаю, что мама больше никогда меня не поприветствует. Мы больше никогда не поговорим. Она умерла, а я осталась одна. Мое дыхание прерывается, я соскальзываю по двери на пол, подтягиваю колени к груди, обхватывая их руками, и плачу. Не знаю, сколько времени я так сижу, предаваясь слезам, но слышу, как подъезжает машина, затем хлопает дверца и раздается стук в дверь. Я вытираю лицо внутренней стороной рубашки и, поднявшись, на дрожащих ногах иду открывать дверь.
— Детка, какого хрена, стряслось? — спрашивает Остин, и прежде чем успеваю осознать, оказываюсь в его объятиях и обнимаю его, желая забраться ему под кожу, чтобы спрятаться от боли.
— Здесь так тихо, — хнычу я ему в шею. — Она умерла.
— Все в порядке, детка. Я с тобой, — говорит он, и, уткнувшись ему в шею, я плачу еще сильнее, все, что держала в себе, выплескивается на поверхность.
— Я так одинока, — говорю я, когда он садится на диван, притягивая меня к себе на колени.
— Ты не одна, — ворчит Остин, в защитном жесте кладя руку мне на затылок.
— Пожалуйста, не оставляй меня, — умоляю.
— Я никуда не уйду, — говорит он, заставляя меня плакать еще сильнее. Я не заслуживаю его, особенно после того, как бросила, но не могу удержаться и отчаянно умоляю его не оставлять меня. — Я всегда буду с тобой, ягненочек. — Он крепче обнимает меня, прижимая к себе, пока я у меня больше не остается сил плакать.
К тому времени, как слезы высыхают, я так истощена, что в глаза будто песок насыпали. Остин несет меня в постель и ложится рядом, обнимая, пока я не уплываю в сон.
***
Просыпаюсь с головной болью от слез, комната залита солнечным светом. Какое-то время лежу, а потом слышу голоса, доносящиеся откуда-то из дома. Я встаю, снимаю свитер, оставаясь в тонкой рубашке и джинсах, и иду в гостиную, где, тихо разговаривая, сидят Кен и Остин. Не думаю, что когда-нибудь привыкну видеть их в одной комнате.
Остин поднимает голову, наши взгляды встречаются, и его лицо смягчается.
— Привет.
— Привет, — повторяю я за ним, затем опускаю взгляд на свои носки, внезапно чувствуя неловкость за свой недавний срыв.
— Ужин почти готов. Ты голодная?
Я киваю, затем обхватываю себя руками за талию и поднимаю голову, но на этот раз смотрю на Кена, чувствуя, как его взгляд прожигает меня.
— У меня скоро вылет. Просто зашел сказать, что уезжаю, а по возвращении домой подпишу бумаги.
— Я ценю это.
Его лицо смягчается, а в глазах появляется то выражение, которое я не видела с тех пор, как мы начали встречаться.
— Напиши мне как-нибудь, просто сообщи, что с тобой все в порядке.
— Конечно, — вру, зная, что это наш с ним последний разговор. Он встает с дивана и идет к двери, останавливаясь и поворачиваясь ко мне. Я напрягаюсь, ожидая, что он меня обнимет, но вместо этого он наклоняется и целует меня в лоб.
— Береги себя, Лея.
— Ты тоже, — бормочу, наблюдая, как Кен открывает и закрывает за собой дверь. Сердце не пропускает ни единого удара, даже зная, что я никогда больше его не увижу.
— Как себя чувствуешь? — спрашивает Остин, обнимая меня сзади сильными руками.
— Нормально… лучше.
Его губы касаются моего виска, затем уха, прежде чем остановиться на изгибе шеи, где он бормочет:
— Хорошо.
— Мне жаль, что я сорвалась.
Он разворачивает меня в объятиях, отыскивая глазами мой взгляд.