- Сильно больно, любовь моя? - произнесла, все еще возбужденно, но уже тише, она дрожащим перепуганным от волнения голосом.
- Я ее практически не чувствую - еле произнес я стянутыми судорогой губами. Потом произнес - Ничего переживу. Что там твориться наверху, любимая моя?
Джейн, словно не слыша меня, упав на согнутые колени, осматривая ногу, произнесла - Нужно снять этот порванный прорезиненный гидрокостюм. Надо перевязать по нормальному. Перевязать и обработать рану, Володенька, милый мой .
Она поднялась быстро с пола, и прижалась ко мне, целуя в губы страстно, с жадностью меня.
- Мы скоро уйдем отсюда. Мы спасемся, любимый мой.
Она целовала меня в посиневшие бесчувственные стянутые судорогой мужские любовника губы.
- Нужно все снять, Володенька. И сделать, по нормальному, перевязкую
Джейн уже неплохо говорила по-русски. Правда, с чудовищным акцентом, но все же.
Она обняла меня. И прижала лицом к полуоткрытой жаром пышущей и любовью трепетной женской загоревшей до черноты груди. Стеная, словно, от охватившей ее боли. Она вцепилась в мои русые волосы обеими руками, сжав нещадно, свои девичьи маленькие пальчики у меня на темени и шептала мне о любви и о ребенке. Она вся тряслась от страха. И ее глаза были сейчас какими-то не только напуганными, но уже и обезумевшими. Словно, моя красавица Джейн только, что сошла с ума от внезапно охватившего ее страха.
Джейн ждала развязки. Кровавой развязки.
***
За бортом, где-то там, в океане совсем недалеко раздались выстрелы. И я услышал шум моторов резиновых лодок. Там, где-то за нами, и где-то сбоку, слышались какие-то громкие, чьи-то в нашу сторону крики. Эти звуки я слышал сейчас как-то отдаленно. Они доносились до моих ушей как в некую отдаленную трубу. Я был в почти, полной бесчувственной отключке. Хотя, еще что-то видел своими малоподвижными глазами. Как уже в каком-то синем тумане, почти без звука.
Я видел как моя любимая Джейн, что-то крича, испуганно крутя по сторонам черноволосой растрепанной мокрой головой, соскочила на ноги. И выскочила, молча в коридор между каютами, чуть не упав, поскользнувшись голыми своим миленькими маленькими черненькими от загара девичьими ступнями на моей разлитой там крови. И, понеслась в сторону оружейки Дэниела.
Она выскочила оттуда с винтовкой М-16. И заскочила, снова ко мне, прыгнув на постель Дэниела. Прямо на лежащего там меня. И прижавшись к моей груди спиной, закрывая меня собой. И, трясясь вся в испуге, нацелила винтовку в открытые двери каюты.
Я, что-то, вроде бы произносил стянутым от судороги сохнущим уже от жара ртом, по-моему, просил у Дэниела прощения за все, находясь теперь снова, в его каюте. И глядя по сторонам из-за спины моей красавицы Джейн. Но Джейн, словно не слышала меня, а только тряслась, направив винтовку в сторону дверей каюты.
Она, сильнее наползала на меня и закрывала меня собой от тех, кто только, что должен был сюда ворваться.
Мне показалось, что там наверху Арабеллы, что-то происходило, и тряслась палуба под чьими-то обутыми в ботинки ногами. Даже, кажется, были слышны голоса. Там были те, кто нас преследовал. Они взяли на абордаж нашу белоснежную красавицу Арабеллу. Прямо на полном ходу. И бегали по ее из красного дерева палубе.
Это случилось в семь часов двадцать восемь минут. Они взяли на абордаж нас, взяли на самом рассвете, прямо на резиновых лодках. И забрались на ходу на борт Арабеллы.
- Джейн - вдруг услышал собственные слова я, еле шевеля полу онемевшим вялым языком - Они, что уже здесь?
- Тиши, миленький мой! - она дрожащим перепуганным девичьим голосом произнесла - Тише, прошу тебя!
Джейн, соскочила быстро на пол каюты. И сунула мне в рот из какого-то флакончика, какую-то вязкую и пахнущую какими-то травами или цветами жидкость. Прямо в онемевший рот.
- Пей, миленький! - пролепетала напуганным и в диком уже ужасе оглядываясь, она - Пей, родненький мой, быстрее!
Я еле смог это проглотить уже не чувствуя самого себя.
- Она поможет! - Джейн говорила быстро, что я еле смог разобрать, вообще что - Это моя трава. Мое лекарство из Панамы. Лекарство моей мамы - пролепетала Джейн быстро - Глотай! Вот так, хорошо!
Она по моемому, вылила весь флакончик мне в рот. И бросила его через меня за постель Дэниела.
Джейн сняла повязку с ноги. Торопясь мазала своими миленькими девичьими черненькими от загара ручками и пальчиками мою рану на ноге. Из какой-то маленькой металлической плоской банки, какой-то мазью.
Скажу сразу, я ничего уже не чувствовал, потому как уже ноги своей не ощущал совершенно.
- Мне бы сейчас вина или водки, любимая моя - я что-то такое, по-моемому, произнес еще ей. Пока она мазала мою рану какой-то, видимо мазью. Это, наверное, та самая ее волшебная мазь, которая ее быстро тот раз на ноги поставила.
Джейн распорола кухонным острым столовским ножом с камбуза нашей яхты на моей ноге на бедре мой черный новый Дэниела гидрокостюм, чтобы открыть место ранения шире. И втирала в порезанную глубокую рану эту странную мазь. Она постоянно оглядывалась и смотрела мне в мои вялые еле ее уже видящие глаза.
- Смотри на меня! - она говорила, опять мне ломано по-русски - Смотри на меня, Володенька! Милый мой!
И бес конца озиралась и оглядывалась, уже быстро бинтуя, трясущимися в ужасе девичьими ручками свежими бинтами мне мою раненую отказавшую слушаться бесчувственную правую ногу.
- Это остановит кровь. И заживит все, любимый мой. Вот увидишь. Только молчи, Володенька. Ни говори, ни слова. Слышишь меня, любимый?
Джейн перевязала, снова мою рану на ноге. И затем, схватив винтовку М-16 в свои девичьи, дрожащие от ужаса руки, Джейн, запрыгнув быстро на постель Дэниела. И на меня. Привалилась женской узкой своей спиной ко мне, закрыв меня собой на Дэниела постели.
Там на верху раздавались громкие быстрые от обутых в тяжелую обувь чьи-то шаги. Прямо по нашей из красного дерева лакированной палубе Арабеллы.
- Они уже тут, милая моя? - произнес, еле открывая рот, я моей Джейн, прямо слева в ее левое ухо.
- Тише, Володенька, тише! - она по-русски, сейчас, почти все говорила.
Джейн со страха произносила одни только русские слова. Она в отличие от покойного, теперь своего родного младшего брата Дэниела умела, теперь говорить по-русски, плохо, но умела. Дэниел так и не заговорил по-нашему, за все время нашего пребывания в Тихом океане. А вот, моя ненаглядная крошка Джейн уже неплохо произносила многие слова, пообщавшись близко со мной с русским моряком. И сейчас, она от дикого ужаса и страха, вся тряслась и говорила практически все по-русски.
- "Миленькая, ты моя девочка!" - думал я, снова отключаясь и скрючиваемый судорогами и дрожью - "Ты, даже готова умереть за любимого!".
Я смотрел на нее тоскливым как собака измученным и ослабленным от потери крови взглядом. Взглядом преданным и влюбленным.
Она защищала себя и меня, выставив ствол М-16 в направление двери каюты. Она старалась, полностью меня закрыть собой.
Какой ужас сейчас был внутри ее! Девичий ужас и страх! Она вся тряслась, лихорадочно закрывая меня собой. И прижималась, снова узкой в своем женском легком гидрокостюме ко мне спиной, и затылком чернявой своей влажной от воды вьющимися змеями волосами головы. Прижимая мою голову к стене каюты и борта яхты. Над подушками подо мной постели. Она буквально, лежала на мне, уперев приклад винтовки в правое свое девичье слабое плечо, знающее, только мои ласкающие его мужски руки и губы. Закрывая целиком собой. И целилась из винтовки в двери, в тот коридор, слушая, как и я наверху, чьи-то громкие и гулкие шаркающие по палубе из красного дерева шаги и разговоры.
Джейн девичьем черноволосым затылком головы, уткнулась мне в лицо. Своими черными как смоль мокрыми длинными и слипшимися от воды вьющимися, как змеи локонами волосами. А я не мог путем, даже пошевелиться. Я так ослаб, что с трудом шевелился вообще. В моей голове стоял гул, и гудело в ушах. Голова кружилась, и все кругом плыло. И качалось.