Отныне. Разверзающиеся трещины машины вваливаются в комнаты утробно рычат отовсюду струится песок множась в экранах системы шепот песчинок из всех пяти комнат. Вот оно. Запах ночных фиалок. Марта.
Крестоносцы перестроились и продолжили свое движение на юг. Яан Конинкриик, однако, избрал совсем иное направление — его автомобиль несся на восток. Он распевал песнь, слова которой прежде не были ведомы ему. Нега тончайших запястий, буксиров глухие гудки там, где Мёз становится Маасом.
АВТО-АНЦЕСТРАЛЬНЫЙ ИЗЛОМ
Брюссель не стал для Чартериса тихой гаванью, ибо был чрезмерно крут, обрывист, заковырист. Он напрягал глаза, но образы от этого не становились яснее, скорее, они меркли, издыхали, оставляя после себя кто вздох, кто слово… Здесь было неинтересно. Автоколонна крестоносцев остановилась на залитой бетоном полянке и взялась за здешнюю геометрию, что была безнадежно скучна и дурна.
Кто бы мог подумать, что на этом выцветшем клочке? земли, со всех сторон окруженном дольменами из стекла и стали, его силы возрастут стократ, ибо образ его, переотразившись множеством сознаний, вновь вернется к себе, но теперь уже обогащенный их участием, их восторгом. Где-то поскуливали щенята, подземные колокола сзывали народ вполголоса, и шевелились струны расстроенных душ. Увы, он был занят вещами достаточно тривиальными, он пытался выбраться из канавы, вырытой двумя этими женщинами, из двух сетей, что сплел он воедино. Он Ничего не видел. Лишь потом.
«Чартерис!» — пели они, и резонансы относило ветрами злыми марта к ним же загадочные созвучия и смех, что не звучал здесь год.
Несколько машин-крестовозцев сгорело, то был день аутодафе — задумчивые древники стали поить своих железных коней золотистым соком, забыв совершенно о том, что сок тот горюч. Воспламеняясь, источали вонь они, пророчески пылали, жар будущих пожарищ шипящих, обилие жертв. Обуглившиеся скаты. Запах горелой резины на весь Брюссель.
Ты кашляешь, но это неважно, все замело снегом твою душу. Белый, но это не свет — снег. Лохматые скитальцы, то племя новое вослед за великим Мастером Чартерисом, что умер, но уже через три минуты был уже с нами. Смерть многомерника на аальтерском участке дороги смерти. Совместное мифотворчество — вот тот навоз, которым прорастает любой народ. Народ цветов особенно. Стихи остались где-то в прошлом, теперь мы ждем рассвета. Стайка девиц принялась развешивать свое нижнее белье меж керуаками, другие тем временем развлекали молодых людей. Автоэротика. Продавленные сиденья грузовиков. Добрая тысяча древников на бетонной площадке, почти все британцы, вдохновенное слово над городом, решившим предаться отдохновению. Вдох.