— А-а-а-а-а! — и нажал на педаль газа…
Мощный удар привел его в чувство. Руль вылетел из рук, двигатель всхрипнул, подавившись. Машину снесло вправо — в девственную пустыню.
Наконец, грузовик остановился, задрав нос, на небольшом пригорке. С обочины, шурша, посыпалась щебенка. Потом стало тихо. После оглушительной музыки и рева мотора тишина просто парализовала Текито. Если бы ему не было так страшно, он бы решил, что уже дал дуба.
В течение нескольких секунд Текито ошарашено разглядывал паутину трещин в левом нижнем углу лобового стекла. Потом дрожащими руками завел двигатель и включил фары. Сумерки уверенно подступали с востока, и Текито почему-то страшно не хотелось оставаться один на один в темноте с тем, что он сбил. Рокот мотора мало успокаивал, зато фара заработала. Правда, только одна — правая.
Текито вывалился из кабины и на ватных ногах взобрался на шоссе. Слева, неподалеку от места столкновения, среди осколков стекла, кусков металла с решетки радиатора и бурых пятен крови лежал белобрысый мальчик. Текито, всхлипывая, подошел к нему.
— Белый! — Шофер опустился на колени. — Срать и плакать! Я грохнул белого чувака!
Поддерживая голову мальчика одной рукой, чилиец оторопело смотрел на забрызганную кровью кожу, взлохмаченные русые волосы и неподвижно вытаращенные глаза, по-мертвому уставившиеся в равнодушное небо. Из многочисленных ран на накачанной груди и животе парня сочилась кровь.
Текито неожиданно понял, что его снова посадят, причем надолго.
— Он белый… — причитал горе-шофер, поглаживая пальцами светлые пряди. — Черт бы его взял, белый! Такой белый, что аж… — Неожиданная догадка вонзилась ему прямо в сердце: — Турист! Парень не местный! — тут Текито уже действительно запаниковал: — О Боже, я завалил туриста!!!
Убить белого путешественника в регионе, где только-только начали развивать туризм… За это не просто посадят. Его сожгут живьем, линчуют, четвертуют, а остатки бросят на съедение здешним ушастым лисичкам.
Вытянув шею, Текито огляделся по сторонам. Солнце село за песчаными холмами на западе. Дорога в обе стороны была пустой. Только ветер шуршал песком, и изредка вздыхала, приветствуя вечернюю прохладу, растрескавшаяся земля. Вокруг ни души. Мерзкая и скользкая, как земляной червь, мысль заползла перекупщику в голову. «Оттащить метров на триста от дороги. Ясный перец, тело будут искать, но пустыня умеет хранить свои тайны».
Чилиец еще раз воровато огляделся. Горизонт был пуст.
Текито резко нагнулся, подхватил тело мальчика под мышки и потащил в пустыню на запад от дороги. Мальчик оказался ужасно тяжелым. Хорошо тренированные мышцы всегда тяжелее студенистого жира. Через минуту Текито запыхался так, что даже потемнело в глазах.
— Ну и кабан! — выругался он, утирая пот со лба. — Как будто из свинца отлит!
Минуту-другую он отдыхал, присев на корточки, а потом поволок труп дальше, время от времени опасливо озираясь по сторонам.
— Господи, только бы никого не принесло, — руки Текито дрожали, как у неврастеника. — Господи, сделай так, чтоб никто не появился на дороге.
Сумерки сгущались. И становились острее звуки. Машина скрылась за холмом, но холостое тарахтение двигателя и рассеянный свет фары выдавали ее местонахождение.
Оттащив парня на достаточное расстояние, Текито остановился и долго восстанавливал дыхание. Руки и шорты чилийца почернели от крови. Ничего, выстирает дома.
Он успокоился (насколько это возможно в такой ситуации) и уже собрался идти обратно.
— Извини, парень, — сказал он на прощанье. — Я не хотел. Так уж вышло…
Неожиданно мальчик зашевелился. Текито вскрикнул и чуть не наложил в штаны (второй раз за вечер — черт!), но быстро сообразил, что мертвые не шевелятся. Значит, упитанный малыш-голыш жив! Спустя мгновение белобрысый мальчик снова дернулся и застонал. Раны на животе закровили.
— Говнюк! — завизжал Текито. — Так ты не сдох! — Он поднял руки и прокричал в темноту, обращаясь к Господу Богу, которого только что просил убрать всех нежелательных свидетелей с дороги: — Ну, ты только погляди — он не сдох, этот сукин сын! Мазефакер!