Мальчик открыл рот и беззвучно пошевелил губами. Глаза его ожили. Какое-то время они беспорядочно бегали, пока не сфокусировались на Текито. Зрачки сузились, а по распухшим белкам расплылась чернота. Ребенок таращился на чилийца с неистовством, совсем не свойственным двенадцатилетнему пацану, которого только что едва не закатали в асфальт. В глазах было что-то потустороннее, точно не человеческое, из-за чего от взгляда должно было бросать в дрожь. Но солнце уже село за горизонт, прохладная тьма заливала пустыню, и в сумерках Текито не стал вглядываться в лицо сбитого им паренька.
— Ублюдок, и что теперь с тобой делать? — Текито схватился за голову. — Лучше бы ты сдох, честное слово!
Вкрадчивый внутренний голос предательски зашептал: «Оставь его здесь… Брось выродка… И он умрет».
Закусив губу, перекупщик запрокинул голову и уставился в пустоту над головой, где постепенно друг за другом зажигались бесстрастные пятнышки звезд — единственные свидетели его преступления.
Текито был тем еще барыгой. Вороватым дебоширом. Возможно, однажды он превратится в конченого наркомана, «безмозглую обезьяну с билетом в один конец до преисподней». Но убийцей он не был и не собирался им становиться. Несмотря на то что его этому не учили, чилиец понимал: стать душегубом — это хуже, чем подсеть на героин. Это даже хуже, чем податься в адвентисты или свидетели Иеговы.
— Лучше б ты сдох! — прошипел Текито, опустился на корточки и, осторожно подняв, потащил белокожего найденыша обратно к машине.
Мальчик, стиснув зубы, хрипел. Текито чувствовал, как горячие мышцы на его теле подрагивают.
— Засранец… Гринго хренов… Козел беломордый… Ты что, первый раз в жизни встретил грузовик?.. Ты, видать, боксер какой-то или борец… И перестань истекать кровью! Сейчас же! Перестань… Я кому сказал?
В конце концов он втащил паренька в кабину грузовика. Положил на водительское сиденье, потом затолкал дальше в салон, кое-как зафиксировав ремнем безопасности. Сам сел за руль.
— Знаю, малец, мама была бы не в восторге, — дрожащими руками Текито скручивал косячок, — я и сам понимаю, как-то оно по-говняцки получается: в десять лет всю дорогу нюхать драп… — чилиец ухватил сигарету зубами, прикурил и, закатив глаза, глубоко затянулся. — Но ты меня извини, малец. Я не могу на свежую голову гнать под сто пятьдесят по этой, чтоб ее, долбаной «магистрали».
После этого опустил стояночный тормоз и погнал вперед, приговаривая сквозь зубы, как мантру: «Только не умирай, прошу… Только не отбрось копыта, малец…»
Стало совсем темно. На часах было 18:23.
III
Вторник, 4 августа, 19:38 (UTC –4)
Калама, Чили
Джей-Ди Ричардсон и Фрэнк Ди’Анно потягивали джин-тоник на террасе отеля. Больше в баре никого не было. Вечер был на удивление тихим и спокойным.
— Доктор Ди’Анно! — перегнувшись через стойку, окликнул бармен.
Фрэнк обернулся:
— Да, амиго? — улыбка все еще оставалась на его лице.
— Вас к телефону.
Фрэнк помрачнел:
— Это из клиники.
— Почему ты так уверен? — поинтересовался Джей-Ди.
— А кому еще в этом медвежьем углу австралийский инженер может понадобиться в полвосьмого вечера? Что-то уже натворили, эскулапы.
Австралиец нехотя пошел к телефону. Взял трубку. Долго слушал, несколько раз коротко отвечая. Недовольная гримаса постепенно сменялась удивлением.
Окончив разговор, Фрэнк торопливо вернулся к столику:
— Ты знаешь, старик, мне придется сгонять в клинику.
— Что-то с аппаратом?
— С томографом все в порядке, но… в больницу привезли мальчика. Кто-то из местных сбил его в пустыне. Никто не знает, откуда он взялся. Врачи хотят, чтобы я приехал, посмотрел.
— Белый мальчик? — словно невзначай уточнил Джей-Ди, чувствуя, как по спине пробежал холод.
— Что ты сказал?
— Я спросил — мальчик белый?
— Да, — ответил Ди’Анно и вдруг резко повернул голову. — Откуда ты знаешь? Я же тебе не говорил.
— Знаешь что? — ответил Джей-Ди. — Я поеду с тобой.
IV
Вторник, 4 августа, 20:14 (UTC –4)
Центральная клиническая больница Каламы
— Это он, — сказал Джей-Ди.
— Точно?
— Да. Никаких сомнений. Я видел его в пустыне по дороге из Сан-Педро. Вел себя он полностью неадекватно. Не удивительно, что попал под колеса.
— Он уже тогда был в одних плавках?