Как только всё было приготовлено, то мальчишки-помощники остановились, осветив Дуню с реквизитом.
— Встречайте новый фокус-покус! — по её знаку деревенские девчонки раскрутили трещотки, а когда гвалт стих, Дуня объявила:
— Разрезание живого человека!
Народ в едином порыве отшатнулся, но это был миг слабости. Глаза у всех горели предвкушением, у многих подскочило давление и прошиб пот, но твердость духа была непоколебима!
— Кто желает почувствовать на себе разделение тела и последующее соединение?
— Я! — заорал брат, не обращая внимания на нервный вскрик боярыни Милославы.
Дуня сурово сдвинула брови и недоверчиво спросила Ванюшку:
— А не забоишься?
— Нет! — гордо ответил предводитель деревенского воинства.
— Тогда полезай в короб, — велела она.
Хитрость была в том, что люди не видели, что на скамьях уложено два короба, а не один. Для этого их накрыли двумя кусками пушистой шкуры, якобы для красоты.
Ванюшка залез в свободный короб и быстро поджал ноги, а прячущийся во втором коробе Олежка в это время вытянул ноги, выдавая их за Ванюшкины.
Дуне оставалось сделать вид, что она разъединяет один большой короб на два маленьких.
Народ смотрел во все глаза, подбадривая друг друга. Княжич, бояричи, вои — все боялись моргнуть, а женщины поскуливали от страха и интереса. Робеющая перед Иван Иванычем боярыня Милослава мяла платочек, кусала губы и порывалась остановить Дунькины фокусы-покусы, хотя заранее знала секрет «разделения человека». Все деревенские знали суть фокусов от своих детей, но им тоже интересно было бояться и чуточку свысока посматривать на княжьих воев.
— Внимание! — крикнула Дуня.
Ванюшка с Олежкой реалистично подрыгали руками-ногами, изображая целое тело. Дуня торжественно попросила у управляющего подать ей старый трофейный меч. Пока Фёдор вручал ей его, Ванюшка демонстративно вздыхал и спрашивал, когда ему покажут его ноги.
— Держи, боярышня. Будь осторожна, острое, — хмуря брови, предупредил управляющий. Ему не нравилась задумка Евдокии, но она рассказала, что в Москве дурят людей при помощи таких фокусов, выдавая за чудеса, а она хочет научить всех недоверчивости.
Дуня двумя руками взяла меч и примерилась. Ванюшкины десятники начали стучать палкой о палку, нагнетая ужаса, а боярышня опустила меч и медленно продавливала его меж двух коробов. Удержать его было сложно и напряжение на её лице было настоящим.
Женщины завыли, Ванька изобразил испуг, схватился за волосы, желая показать, что он раскаивается… и совершенно неожиданно для всех грозное прозвучало:
— Отроковица, ты чего удумала?
Дуня подняла голову и побледнела:
— Отец Варфоломей?
Отец Варфоломей прожигал её взглядом, намереваясь коршуном ринуться и спасти маленького боярича. Его останавливало только то, что другие не шевелились. Умница боярыня Милослава, ответственный княжич, практичный Александр Афанасьевич и великодушный Никита Елисеевич… смотрели и не мешали Дуньке творить зло.
А Евдокия перевела взгляд за спину отца Варфоломея и наблюдала, как у ворот спешиваются сам Яков Захарьевич Кошкин, Григорий Волчара и княжичев наставник Никифор Пантелеймонович Палка. Все со своими людьми, поэтому двор мгновенно заполнился людьми и стал казаться тесным.
Дуня с тоской во взгляде опустила меч, тем самым разделив два короба, а Митька, как было оговорено заранее оттащил «ноги» к «голове». Ничем не смущенный Ванюшка пощекотал Олежкины пятки в сапожках и засмеялся.
Отец Варфоломей упал в обморок, знатные бояре побледнели, а их вои в ужасе отступили, поглядывая с недоумением на остальных.
Дуня заметалась:
— Я сейчас всё исправлю! — пообещала она и вместе с Митькой подтянула скамью с коробом и ногами обратно.
— Фокус-покус, — тряся шкурами, чтобы отвлечь внимание, громко оповестила она всех. По плану надо было подозвать Милославу, чтобы она проверила не пострадали ли части тела при разделении, а потом уж соединять их, но Дуне не до того было. Как только Митька сдвинул короба, Олежка быстро спрятал свои ноги, а целехонький Ванька выскочил наружу.
— Уноси короб с Олежкой, — едва слышно зашипела боярышня Митьке, но тут княжич потребовал раскрыть секрет разрезания и сращивания человека.
— А-а, как же… — Дуня глазами показала на приходящего в себя отца Варфоломея и остальных гостей, но княжич только подбородком повёл — мол, пошевеливайся.