Ребята открывают люк. Я ныряю.
Довольно быстро погружаюсь в воду, прочищаю уши, зажигаю подводный фонарь, изо всех сил всматриваюсь во взбаламученную воду. У меня нет особого опыта подводного плавания в это время суток, но даже мне понятно, что видимость ночью оставляет желать лучшего. Вызванное ветреной погодой волнение на море поднимает почву со дна и делает видимость еще хуже, чем обычно. Если я встречу тут что-нибудь большое, то, скорее всего, ничего не увижу, пока не подплыву вплотную.
Я изо всех сил стараюсь гнать эти мысли прочь.
Краем глаза замечаю проплывающих морских львов. Говорю себе: «Ага, это хорошо!» Если львы здесь, то наверняка поблизости нет акул. А может, я и мои новые знакомые станем отличной приманкой для свирепых хищников.
Что ж, и об этом тоже лучше не думать.
Мне уже доводилось два-три раза высвобождать якорь, так что последовательность действий я более-менее знаю. Нужно нырнуть, найти якорную цепь, разобраться, в чем проблема, а потом вытащить трубку изо рта, чтобы выпустить в воду побольше пузырьков и дать тем самым сигнал команде. Они ослабят натяжение цепи, чтобы ее можно было двигать. Потом вы берете цепь, огибаете с ней риф, находите треклятый якорь и начинаете его освобождать. Как только вы это сделаете, вы снова подаете сигнал с помощью пузырей, и люди на лодке начинают тянуть цепь вверх. Вы следите за цепью, пока якорь не поднимется со дна, пускаете финальный залп пузырей и всплываете. Так что я доплыл до цепи и увидел, что она зацепилась за большой риф. Я пустил порцию пузырей, подождал, пока цепь ослабнет, и поплыл вокруг рифа. Кажется, что прошла целая вечность.
Я делаю все возможное, чтобы не думать об акулах.
Наконец якорь распутан. Я второпях плыву к лодке и поднимаюсь на поверхность, чувствуя немалую гордость и облегчение. Особенно облегчение. Я вылезаю из мокрого гидрокостюма, вытираюсь и заваливаюсь на койку. Но заснуть не получается – я слишком взвинчен для этого.
Сначала я как будто заново переживаю потрясающий момент возвращения на лодку, думаю о том, как мне повезло, что я остался в живых. Постепенно эти мысли отходят на второй план, и я задаю себе вопрос: какова была вероятность, что во время моей подводной операции на меня налетит акула?
Так ли велика была грозившая мне опасность?
Тогда я никак не мог взять в толк, как капитан Майк и остальные члены экипажа могли рассказывать тринадцатилетнему парню страшные истории про акул, зная, что до смерти его напугают, а между тем рано или поздно ему придется нырять на дно. Теперь задним умом я понимаю, что они все прекрасно осознавали. И устраивали мне проверку.
Или, если выражаться точнее, они давали мне возможность проверить себя.
В ту ночь я впервые в жизни встретился лицом к лицу со страхом, от которого щемит желудок, по коже бегут мурашки, а яйца поджимаются. А еще в ту ночь я впервые понял, что реальная ситуация куда менее ужасна, чем та история, которую я прокручивал у себя в голове.
В ту ночь мне повезло, но примерно через год я все же встретился с первой в своей жизни акулой – большой голубой, недалеко от берега Южной Калифорнии. Голубые акулы не так часто атакуют людей. И все же акула есть акула. Особи подобного вида, как правило, вырастают до размера от шести до девяти футов в длину. Другими словами, эта штуковина была намного больше меня. И зубы у нее были размером с лезвие большого складного ножа. Один укус – и мой день безнадежно испорчен.
Я посмотрел на акулу, она – на меня, и я испытал то самое, ни с чем не сравнимое чувство – своего рода статическое напряжение. Много лет спустя, когда я был в морской пехоте, в подразделении, занимавшемся гидролокацией, я изучал распространение звуковых волн под водой. Нечто подобное происходило и с акулой: между нашими глазами как будто проходил электрический ток.
Теперь я регулярно сталкиваюсь с таким в нью-йоркской подземке. Когда я вхожу в вагон, то смотрю по сторонам, составляю впечатление обо всех пассажирах. И вот встречаюсь глазами с хищником – парнем, который собирается сделать что-нибудь скверное, или вижу парня с улицы, в чьей жизни происходит что-то очень плохое. Он знает, что я его вижу и что у него не получится проникнуть в мое сознание. Этот парень не будет со мной связываться.
Задача не в том, чтобы излучать физическую силу или воинственность. Все дело в воображаемом монологе. Когда он основан на уважении – я тебя уважаю, а ты уж будь добр уважать меня, ведь мне не нужны проблемы, и ты не сможешь залезть в мою голову, – люди это улавливают. А если вы источаете нервозность и беспокойство, неосознанно сигнализируя, что вами управляет страх, то другие тоже это чувствуют.