Я рыдала так сильно, что была уверена — он меня даже не слышит за отрывистыми всхлипами, хотя, скорее всего, слышал. Он всегда слушал, но слышал лишь то, что хотел услышать.
— Чего еще? — с надрывом прошептала я. Он забрал всё, что у меня было, мою девственность, мое сердце, которое разорвал на части, и мой разум, который полностью уничтожил.
Что еще он мог от меня хотеть?
Я хотела бы прокричать эти слова с самой высокой горы, чтобы они эхом разнеслись по всем долинам мира. Что еще я могла ему предложить?
Его голос больше не успокаивал меня, как прежде. Теперь он напоминал мне только о чудовищных вещах, которые он мог совершить.
— Смотри, я подарю тебе охуенную улыбку, мальчик, такую, которую ты никогда не сможешь стереть. Улыбнись, мальчик, улыбнись, — произнес он, в то время как официант кричал в агонии.
Крики парня сводили меня с ума, я не могла вынести их, рыдая в ужасе, смотрела как Массимилиано режет его лицо.
— Всё, мой поэт. Даже когда у тебя больше ничего не останется, я всё равно буду хотеть тебя.
Его слова пугали настолько, что кровь стыла в жилах, рыдания застряли комом у меня в горле.
— Ты моя, чтобы погубить, моя, чтобы уничтожить, моя, чтобы владеть. Ты — моя собственность, одержимость.
Рухнув на колени, стиснув кулаки, я крепко зажмурила глаза. Дрожащие пальцы прижались к губам, а голос, прерываемый тихим плачем, звучал глухо и надрывно.
— Я взываю к духу Неомы и Давы...
Каждое слово вырывалось сквозь страх, терзавший меня, словно острый нож. Я была ранена, одинока, напугана и отчаянно нуждалась в помощи. Поэтому я молилась, умоляя двух женщин спасти меня.
— Прошу вас, умоляю... — мой голос звучал, как крик женщины, потерявшей всё, как мольба, обращенная к пустоте. Сердце сжалось от боли, а я, крепко прижав руки к груди, продолжала шептать:
— Помогите мне, прошу... помогите...
Сгорбившись от резкой боли в груди, я подумала, может это сердечный приступ? Быть может, я проведу свой последний день на земле — вот так? Умру на полу гостиничного номера после того, как меня жестоко изнасиловали на крыше — просто за то, что я вежливо улыбнулась официанту? Неужели мои последние мгновения окажутся такими же мучительными? За что мне это?
— Он — чудовище, — всхлипывала я, сжимая грудь, пока сердце болезненно сжималось, отдавая резкой болью.
Я ударила кулаком по дорогой плитке ванной, а затем, потеряв остатки самообладания, начала царапать ее ногтями. Боль была невыносима. Сдавленный стон вырвался из горла, дыхание стало рваным, и каждый вдох давался с невероятным трудом.
— Помогите... — прошептала я хрипло, почти неслышно, сама не понимая, к кому обращаюсь — к спасителю, которого нет, или прошу помощи от монстра за дверью…
С трудом я поднялась на ноги. Казалось, на это ушла целая вечность. Мир перед глазами кружился, ноги подкашивались, уводя куда-то в сторону. Я шла вслепую, не понимая, куда мне двигаться, пока мои пальцы, наконец, не нащупали дверную ручку. Я вцепилась в нее так сильно, что костяшки побелели, словно у мертвеца. Глаза застилала пелена, а комната вращалась всё быстрее.
Дверь наконец открылась, и я вышла из ванны, не оборачиваясь в сторону кровати. Я бы никогда не обратилась за помощью к тому, кто причинил мне столько горя.
— Помогите… — едва ли слышно прошептала я. Пытаясь удержать равновесие, шатаясь по номеру, я отчаянно искала хоть что-то — дверь, ведущую наружу, или кого-то, кто мог бы спасти меня.
Каждый шаг давался с невыносимым трудом, пока внезапная, острая боль не пронзила тело, лишая последних сил. Ноги подкосились, и я рухнула на пол, ударившись головой о что-то твердое. Жгучая боль разлилась по затылку и виску. Я попыталась закричать, но и голос предал меня — крик застрял в горле, так и не вырвавшись наружу.
Я не сразу осознала, что ударилась о край камина, и на месте удара появилась глубокая рана. Кровь стремительно растекалась по полу, но я могла лишь лежать, чувствуя, как с каждым мгновением сердце сжимается всё сильнее. Дыхание стало прерывистым, перед глазами всё плыло, пока я не потеряла возможность видеть совсем.
Я не сразу заметила, как надо мной склонилась чья-то тень, безмолвно наблюдая за моей борьбой — за каждый вдох, за жизнь. Он стоял неподвижно, глядя на кровь, которая растекалась вокруг моего тела. Мои веки дрогнули в последний раз, прежде чем закрыться. И только тогда я почувствовала, как он медленно, словно наслаждаясь моментом, поднял меня на руки. Он собирался помочь — но это была помощь, которую он мог предложить с самого начала, но почему-то не предложил.