На ней было коричневое полупрозрачное платье, сквозь которое проглядывал купальник. Луан не стеснялась своего тела: не пыталась скрыть растяжки или несовершенства кожи, не комплексовала из-за груди, обвисшей после кормления, и не смущалась того, что ее левый глаз был чуть меньше правого. Она принимала себя такой, какая есть.
Она с детства учила меня, что я не должна ничего менять в себе, чтобы соответствовать чьим-то стандартам красоты или заслуживать одобрения со стороны. Луан целовала каждую частичку меня и каждый день говорила, какая я совершенная. Благодаря ей я никогда не пыталась прятать свои так называемые «недостатки» — которые у меня были, я никогда не комплексовала по поводу своей внешности, благодаря ей. Я была такой же идеальной, как и Луан. Она не переживала о своем весе и складках. Ела то, что хотела, и носила то, что ей нравилось.
— Луан, фу, — я со смехом закатила глаза, поднося к губам сигарету и глубоко затягиваясь. — Но да, что еще нужно женщине для счастья? — я коснулась экрана, где рядом с изображением Луан появилось мое. У нас были схожие черты, но я не была ее копией.
В отличие от бронзовой кожи Луан, у меня был более светлый, миндальный оттенок. Ромбовидной формы лицо, маленький нос и губы в форме сердца. Я унаследовала от нее такие же густые брови, которые я не выщипывала, потому что мне нравилась грубость, которую они придавали моим милым чертам.
Как и у нее, у меня тоже были дреды, но мои были тоньше чем ее. Они доходили до середины спины, в то время как ее дреды — до колен. Ее дреды были черными, а мои — рыжими, и, как она, я никогда не собирала их в хвост. Луан говорила, что важно держать волосы распущенными, чтобы хорошая энергия могла течь по прядям, наполняя разум и положительно влияя на тело.
В отличие от нее, у меня были проколоты только уши, и уже пять лет я носила одни и те же золотые серьги-кольца — подарок владельца одного магазина, который, кажется, влюбился в меня за те пять минут, что я провела у него, разглядывая безделушки. Он утверждал, что эти серьги принадлежали его покойной бабушке. Он сам надел их на меня, и с тех пор я их не снимала.
Я носила много подарков, потому что они были по-своему дороги мне. На шее у меня было пять ожерелий: одно от Луан, другое от бабушки, еще одно — от подруги из начальной школы, с бусинами, которые уже изрядно истрепались, еще одно — от бывшего Луан, и последнее — от мужчины из бара, который сказал, что хочет, чтобы я всегда носила частичку его с собой.
Мои руки были в браслетах, которые Луан и ее подруги дарили мне с детства. Каждый из них что-то значил: день, когда у меня начались первые месячные, день, когда я научилась кататься на велосипеде, первый поцелуй — у каждого браслета была своя история. Я носила юбки и вязаные топы своей покойной бабушки, и те же самые старые коричневые ковбойские сапоги — они делали меня счастливой.
Луан закатила глаза.
— Ой, да брось, девственница вроде тебя в этом ничего не понимает, — подразнила она. Но она никогда не пыталась меня задеть. Луан всегда давала мне свободу идти своим путем. В отличие от меня, она жила любовью и страстью.
Луан обожала секс и имела множество любовников. Она рассказала мне о своем первом сексуальном опыте, как она лишилась девственности в школьном туалете со своим парнем. Рассказывала о ночах, проведенных с женщинами, о том нежном удовольствии, которое может доставить только женщина. Но ей также нравились ночи, проведенные с мужчинами, которым, по ее словам, не хватало чувственности, присущей лишь женщинам. Часто Луан встречалась сразу с двумя людьми: с мужчиной и женщиной, которые удовлетворяли любые ее потребности. Но вот только я была не такой.
Мне не хотелось спать и целоваться с кем попало, или впустую тратить свою любовь на случайного человека. В отличие от Луан, для меня любовь не определялась женщинами, которые меня окружали. Луан же любила своих подруг, вкладывая в дружбу всю душу. Оно говорила, что ей этого достаточно и, если бы ей пришлось выбирать, она могла бы прожить без мужской любви.
Мне не хватало женской дружбы, хоть и подруги Луан стали и моими подругами, но я не была также близка с ними как она.
Я хотела мужской любви, хотела чувствовать его любовь, жаждать его прикосновений и быть любимой как изнутри, так и снаружи. Я берегла себя для любви всей своей жизни, для того самого единственного и идеального мужчины.
Луан считает, что во мне говорит поэт. Но она никогда не осуждает меня, а наоборот, всегда поддерживает и одобряет каждое мое решение.
Она говорит, что меня определяет не моя сексуальная жизнь, а то, кем я сама себя считаю.