Подняв глаза, я встретилась взглядом с темными, как крепкий кофе, глазами, и невольно расплылась в улыбке:
— Неома…
Имя само сорвалось с губ, а к горлу подступил ком. Передо мной сидела она — такая же, как в моих воспоминаниях. Ее седые дреды струились по плечам, мягко колыхаясь в такт движению качелей, словно лунные лучи.
— Боже, Неома, — прошептала я сквозь навернувшиеся на глаза слезы. — Как же я скучала по тебе.
Она рассмеялась, откинув голову назад — ее смуглая кожа словно светилась изнутри, и на миг показалось, что она помолодела лет на тридцать. Только седые волосы и мудрый взгляд выдавали ее возраст — тот самый взгляд, по которому я скучала все эти годы. С тех пор как мне исполнилось восемь, она ни разу не являлась мне.
— И я скучала, моя желтая Роза, — мягко проговорила она. — Твоя душа сияет так ярко, что я просто не могла не прийти, — она протянула руку, и я ощутила легкое прикосновение на своей ладони.
Глядя на ее светлую улыбку и одухотворенное лицо, я не могла сдержать слез. Сейчас она не была той изможденной болезнью женщиной, которой я видела ее в последний раз.
— Как же ты похожа на Луан, — улыбнулась я, шмыгнув носом. Мой голос прозвучал тепло и мягко, как весенний ветер. Я не помню, чтобы он звучал так... нежно, так искренне, так свободно.
— Помнишь этот парк? — спросила она, пока мы взлетали всё выше на качелях.
— Такое разве забудешь? — ответила я, оглядывая знакомые места: пожухлая трава, старая горка с облупившейся краской, на которой я вечно обдирала ноги, четыре качели, из которых работало только две. Неизменная перекошенная карусель, возле которой постоянно тусовались местные ребята, и большой динозавр, у которого случился мой первый поцелуй — с хулиганом-старшеклассником, который объявил меня своей девушкой, хотя я ревела в три ручья от страха.
Парк был так себе — здесь в основном, тусовались люди из трейлеров и бедных кварталов. Частенько вспыхивали драки между разными группировками. Но в основном здесь обитали дети бедняков. За нами никто не приглядывал. Ну, за мной присматривали всегда, но таких, как я, были единицы. Я любила это место больше всего на свете. Оно было домом — оно было раем.
— Ты изменилась, — вдруг произнесла Неома, ее голос потух, а улыбка сползла с лица. Я не хотела поворачиваться к ней, чтобы она не увидела, как померкли мои глаза. Вместо этого я смотрела прямо перед собой на опустевший парк.
— Да уж, — тихо вздохнула я, прикусив губу.
Внезапное осознание обрушилось на меня: я говорила с ее душой, а мое тело осталось где-то там, за пределами этого мира.
— Разве не со всеми так бывает? — я невесело усмехнулась, толкнув качели сильнее.
— Я совершила страшную ошибку, Неома. Связала свою душу с чудовищем. Думала... думала, он полюбит меня. Ты же знаешь меня. Как я могла устоять перед мужчиной его типа. Высокий, сильный, и годится мне в отцы. Он был тем, о ком я мечтала. Такой большой, сильный, всё его тело покрыто татуировками. Этот суровый взгляд, способный заставить замолчать любого. Его голос, такой густой, властный — одновременно завораживает и пугает, что я дрожу каждый раз, когда он говорит со мной. Ругается как сапожник, любит чай и читать газеты... О таком я всегда мечтала.
Она тихонько рассмеялась, и ее смех, как колыбельная, разнесся теплым ветром по пустому парку.
— М-м-м, ничто не сравнится с этим мужчиной, верно? — произнесла она так, будто знала, как сильно такие мужчины могут завладеть сердцем и разумом.
Я прикусила губу, пытаясь сдержать улыбку.
— Точно. С ним не сравнится никто, Неома. Я влюбилась в него с первого взгляда. Эти холодные серые глаза, огромные руки... Я хотела быть его. Целиком и полностью. Хотела отдать ему всю себя, лежать и позволять делать с собой всё, что он захочет, — я замолчала, почувствовав, как улыбка сползла с моего лица. — Ты всегда говорила, что Дава учила быть осторожной со своими желаниями...
— Мужчины — чудовища. Все до единого. Такова их природа. Женщины мягкие, нежные, заботливые, добрые. Мы — тепло, дом. А мужчины, — она помедлила, ее взгляд помрачнел, — они как острова — одинокие и холодные. Никогда не найдешь в них душевного тепла.
По щекам потекли слезы, сердце сжалось от страха.
— Он хуже чудовища. Даже Дьяволом его не назовешь. Он... — я не могла подобрать слов, чтобы описать его. Не могла найти нужных слов, чтобы она поняла, насколько сильно я боюсь его.
— Мужчина, — произнесла она, вложив в это слово всё презрение, которое жгло меня изнутри при мысли о Массимилиано.