Она была права. Только так его и можно было описать. В этом слове было всё — чудовище, Дьявол, демон, насильник... мужчина.
— Мужчина, — повторила я с горечью, и в этом слове было отражение всего, через что я прошла.
Если бы она знала, как он на меня действовал — что даже несмотря на безумный страх перед ним, его прикосновения обжигали огнем. Моя душа была связана с его — по моей же глупости, и теперь мне от него не уйти. Мы обе это знали.
Я хотела сбежать, хотела быть как можно дальше от него, но вместо этого совершила худшее из возможного — связала наши души. И он получил то, чего хотел.
Массимилиано никогда не добивался моей любви — ему нужна была моя ненависть.
Я ненавижу его... ненавижу, ненавижу…
Боже...
Как же сильно я его ненавижу…
«Ты можешь позвонить мне, детка, ты можешь позвонить мне в любое время…» — в полудреме до меня д...
«Ты можешь позвонить мне, детка, ты можешь позвонить мне в любое время…» — в полудреме до меня доносился голос Трейси Чепмен11.
Открыв глаза, я уставилась на деревянную люстру, заливавшую комнату теплым светом. Пришлось проморгать несколько раз, чтобы привыкнуть к свету после кромешной темноты. Я продолжала лежать неподвижно, наблюдая, как мягкие оранжевые блики играют на потолке. В ушах всё еще звучала музыка, а в голове крутился один и тот же вопрос:
— Где я?
Попытка пошевелиться обернулась настоящим кошмаром — тело совершенно не подчинялось. Голова словно вросла в подушку, руки и ноги — неподъемны. Даже пальцы, казалось, лишились права на движение.
Паника поднималась изнутри тяжелой волной, подкатывая к горлу, заставляя задыхаться. Я попыталась закричать, но с губ сорвался лишь слабый, надломленный всхлип. В этот миг воздух прорезал резкий писк какого-то прибора.
Дверь распахнулась с оглушительным грохотом, и в комнату ворвались люди.
— Донна! Донна!
— Донна, — несколько голосов одновременно произносили это слово, от которого меня каждый раз передергивало. Надо мной склонилась медсестра, ее лицо, встревоженное и растерянные, было слишком близко.
— Всё хорошо... всё хорошо... — повторяла она мягко, ее дыхание было размеренным, плавным. Она показывала, как нужно дышать, пытаясь меня успокоить. Я невольно начала повторять за ней, и казалось, паника начала медленно отступать.
За шумом собственного дыхания я не заметила, как в палату вошел кто-то еще. Только когда медсестра отошла в сторону, освободив мне обзор, я увидела его.
Серебристые глаза. Те самые глаза человека, которого я должна была ненавидеть. Но я его не ненавидела. Я до смерти его боялась.
Он стоял передо мной в белых льняных шортах и свободной рубашке, словно вернулся с курорта.
Стоило вспомнить нашу последнюю встречу, как в жилах стыла кровь.
Воспоминания обрушились ледяной лавиной. Его руки, крепко сжимающие мою шею, мутная вода, хлещущая в лицо, когда я пыталась выбраться. Его голос, спокойный и холодный, когда он рассказывал историю «Я выжил», обещая переписать ее по-своему. Вспомнила безжалостные удары, и невыносимую боль, следующую за ними.
Не успела я опомниться, как меня затрясло, сердце бешено заколотилось в груди, а противный писк приборов стал оглушительным.
— Дон, у нее шок! — выкрикнул кто-то из людей, пока врачи метались вокруг кровати, суетливо пытаясь стабилизировать мое состояние.
Их голоса сливались в неясный гул, но всё это казалось неважным. Всё меркло перед теми серебристыми глазами, в которые я продолжала смотреть, как зачарованная.
Воспоминания прокручивались раз за разом, как заевшая пластинка, не давая ни передышки, ни шанса вырваться. Чувствовала, как меня снова накрывает паника, как что-то внутри рвется и сжимается одновременно.
Страх становился столь невыносимым, что я начала бороться с собой — отчаянно, судорожно, в попытке заставить руки двигаться. Мне хотелось выцарапать себе глаза, чтобы больше никогда не видеть его глаз.
— Кто-нибудь, пожалуйста! Вырвите мне глаза! — я пыталась закричать, но вместо слов из горла вырывались только булькающие звуки, жалкие и глухие. От бессилия и ужаса я заплакала. Слезы текли обжигающими ручьями, но что-то еще, густое и теплое, скользнуло по щеке. Тогда я еще не знала, что это была кровь.
— Выйдите, — раздался его голос. Спокойный, тихий, но настолько властный, что воздух в комнате, казалось, стал вязким.
Вся суета вокруг разом стихла. Врачи замерли, нервно переглядываясь. Было видно, что они хотели возразить — оставлять меня в таком состоянии было опасно, но никто не осмелился сказать об этом вслух. Одного лишь взгляда хватило, чтобы они бросили всё и молча покинули помещение.