— Мне… довелось пройти через многое, — сказала я наконец, начав свою исповедь.
Надежды было мало, что я смогу найти утешение в групповой терапии. Четыре недели назад эти вечерние встречи два раза в неделю, казались такими нелепыми и бесполезными. Но Массимилиано всегда привозил меня вовремя. И всегда ждал. Каждый раз я выбегала из здания, отчаянно стремясь снова оказаться рядом с ним.
— Иногда... иногда я даже не узнаю себя в зеркале, — добавила я, голос был тихим, но ровным. — Особенно тяжело становится, когда я натыкаюсь на свои фотографии тех времен, или нахожу бусы из бисера, спрятанные в глубине запертого ящика, или когда в своих снах вижу места, где когда-то жила моя душа... Именно тогда я вижу разницу. Я вижу всё: улыбку на своем лице, блеск в глазах, непослушные пряди волос, которые никак не хотели укладываться. То, как я смеялась, запрокинув голову назад, как танцевала. А теперь смотрю на себя, и понимаю, как сильно я изменилась…
Медленно, я начала поднимать голову, чувствуя потребность увидеть их лица, понять реакцию. Тронуло ли их то, что я сказала?
Впервые за все время групповых занятий, я подняла взгляд и встретилась с лицами незнакомцев, которые, вероятно, не раз делились своими историями и боролись с собственными травмами. Внезапно мне стало стыдно — ведь они рассказывали о своих проблемах, а я даже их не слушала.
Их было шестеро. Они выглядели настолько обычными, и это казалось мне таким непривычным. Впереди сидел наш терапевт, мистер Андерсон — пожилой джентльмен с темно-коричневой кожей, седой бородой, в квадратных очках в оправе. На нем был коричневый свитер поверх белой рубашки, такие же коричневые брюки чинос и кроссовки Puma.
Рядом со мной сидела женщина с длинными светлыми волосами, которые она использовала как щит, чтобы закрыть лицо. Помню, как она говорила о своем муже — о том, что он умер или погиб. Она была похожа на призрака.
Рядом с ней сидел полный мужчина, одетый лишь в боксеры и майку. Мистер Андерсон предложил ему тонкий белый плед, чтобы прикрыться, но тот отказался. Оно так и осталось висеть на спинке стула. Его растрепанные каштановые волосы торчали во все стороны, в носу было кольцо, а под глазом виднелся синяк. Он смотрел на меня так, будто впитывал каждое мое слово, слушая со всей возможной внимательностью.
Рядом с ним сидел другой мужчина в медицинской форме и шапочке на голове. Он выглядел очень молодо, даже слишком для этого места. А когда наши взгляды встретились, в его выражении лица читался вопрос: «На что уставилась?!»
Последним участником был пожилой мужчина, который тоже наблюдал за мной. Он крепко сжимал трость, его желтоватая кожа натянулась на костях.
— Не знаю, хочу ли я снова стать той девушкой или остаться такой, как сейчас, — продолжила я, посмотрев на каждого человека в комнате, остановив свой взгляд на женщине, сидевшей рядом со мной.
Она кивнула, будто понимала всё, что я пыталась сказать.
— Тогда я была счастливой, много говорила и смеялась. Я уже давно не смеялась...
Я замолчала, всё еще сжимая рубашку рукой.
— Я сломлена, мистер Андерсон, — наконец произнесла я, глядя на мужчину. — И, похоже, была создана, чтобы быть сломленной.
Изо всех сил я сдерживала слезы, потому что не хотела, чтобы эти незнакомцы увидели, как я плачу кровью.
— Это правда, — добавила я, наблюдая, как мистер Андерсон медленно покачал головой, не соглашаясь с моими словами, но не прерывая меня, позволяя высказать всё, что накопилось на душе.
— В сломленном состоянии я выгляжу лучше всего, — слова вырвались испуганным шепотом, и я заметила, как полный мужчина тяжело выдохнул.
— Твою ж... — выдавил он сдавленно, словно мои слова попали прямо в душу, затронув что-то глубоко внутри.
Мы переглянулись, понимающе кивнув друг другу.
— Знаю, что не должна такого говорить, особенно вам, мистер Андерсон, но я не хочу, чтобы меня пытались исправить. Оставьте всё как есть. Пожалуйста...
Я зажмурилась, глубоко дыша и выпуская воздух сквозь губы, чтобы не разрыдаться.
— Когда человек сломлен — это навсегда. Разлетается, как хрустальная ваза, вдребезги, и это уже невозможно исправить. Сколько ни склеивай — швы всё равно останутся.
Я шмыгнула носом, нервно дергая ногой.
— Раньше я была совсем другой. Веселой, много читала, танцевала до упаду, писала стихи... Но одиночество никогда меня не покидало. Я была одинока, потому что потеряла саму себя. Гналась за мужчиной — и окончательно растеряла себя по дороге.