Моя кожа начала пылать, как будто я была недвижимым водоемом, отражающим жар луны изнутри. Это Рис вызвал мою магию к жизни.
В конце он так устроился на коленях, что моя спина коснулась перила. Вода была так высоко, что нижние ступени были под водой, и я откинулась на деревянные поручни, держась за них так, как держалась бы за спинку кровати, удерживая свой вес и поддерживая необходимый Рису угол. Он продвинул меня еще чуть на ступени так, чтобы они помогли ему поддерживать мой вес, пока он продолжал лизать и сосать, занимаясь со мной любовью ртом, как он мог позже заниматься со мной любовью другими способами.
Я заметила отсветы от моих волос и глаз; темно-красный и изумрудный с золотом. Кожа Риса тоже начала пылать белым светом, словно облака или что-то еще двигались в его теле, что-то, чего я не могла увидеть или понять.
Я была почти у цели, почти там, а потом между одним движением его языка и следующим, растущий жар между моими ногами пролился из меня, через меня в теплом порыве, затанцевав по моему телу, заставив задрожать мои бедра напротив его лица. Он продолжал сосать и лизать, растягивая удовольствие, которое длилось и длилось, один оргазм перетекал в другой и еще в один, пока я не закричала, и я закричала луне над нами.
И только когда я повисла, расслабленная, и не смогла заставить свои руки держаться за перила, Рис остановился и поднялся на ноги, чтобы подхватить меня руками и позволить поднимающейся воде поддержать меня. Я чувствовала его восставшую плоть, прижимающуюся к моему телу. Холодная вода не причинила ему вреда, он был длинным и твердым, когда прижимался мне между ног.
Волна плеснула, пропав между нашими ногами. Слишком рано это было после его поцелуя там, и холод вырвал из меня вскрик, а Рис выбрал именно этот момент, чтобы войти в меня, как будто море и Рис одновременно оба занимались со мной любовью со мной.
Он оказался во мне, столь глубоко, как мог войти в меня, вминая меня в перила, а его руки продолжали держаться за них, не давая волнам стащить нас в море. Я обхватила его талию ногами, а его плечи руками, и поцеловала его. Я целовала его и чувствовала себя на его губах, свежих и соленых, вкус моего тела, смешанный со вкусом океана, и это было так ново, как будто он вкусил кого-то, у кого был вкус моря.
Его глаз с тремя кругами снова вернул себе синий цвет, потому что у его магии был свой собственный свет, в котором было синее дневное небо, если бы небо могло гореть синим.
Он входил в меня и выходил из меня вместе с волнами, которые в какое-то время помогали, а иногда казались полны решимости разделить нас, как будто они ревновали к тому, что мы делали. Я начала чувствовать новый рост волны удовольствия, но на сей раз глубже во мне.
Не уверена, кричала я или шептала ему в лицо:
- Скоро, скоро.
Он понял, и его бедра заходили быстрее, вводя его глубже и быстрее, так, что каждый толчок доставал до самой глубокой точки, и волны попытались помочь ему найти то место во мне, но Рис не дал им места. Он заполнял меня, а затем между одним толчком и следующим, я закричала его имя снова, впиваясь ногтями ему в спину, оставляя свое удовольствие в полумесяцах на его бледной коже.
Я кричала его имя, пока он двигался во мне, в море и на ступенях, ведущих вверх. Я чувствовала, как он борется со своим телом, пытаясь удержать ритм, принося мне снова и снова волны удовольствия, и только когда я потеряла счет оргазмам, он наконец позволил себе сделать последний самый глубокий толчок, содрогаясь и выгибаясь к небу.
Этот последний глубокий толчок подарил мне еще один раз, и в это мгновение вокруг нас разлился запах роз и розовые лепестки заскользили по волнам. Магия побежала через нашу кожу как другой вид оргазма так, что нас кинуло в дрожь, но это было теплым, очень теплым. Достаточно теплый, что море не казалось нам холодным. Двойной жар наших тел слился в один, как будто вместе мы могли создать новую луну и отправить ее на небо - луну, которая была средоточием жидкого огня, горящих изумрудов, сверкающих гранатов, расплавленного золота, и сапфиров, таких синих, что они заставляют тебя плакать, глядя на них. Его волосы разливались белой пеной вокруг его лица, по его плечам, сливались с белым жаром наших тел.