Автор «Записок» отметил, что примерно третья часть гельветского народа пережила войну. Основывался он на собственных подсчетах и на захваченных в лагере документах, прочитать которые было легко, так как написаны они были по-гречески.
– Ваши земли будут освобождены.
Вожди всех областей, которым предстояло быть освобожденными, стояли перед Цезарем на коленях. Они плакали, но это, пожалуй, была опять-таки дань условностям, а возможно, и нет. Ведь у них были причины плакать и стоять на коленях.
– Ваши земли будут освобождены.
Вожди просили не разглашать их беседу. Съезд у Цезаря был тайный. Вождям было очень важно сохранить тайну, чтобы не узнал царь германцев Ариовист.
– Ваши земли будут освобождены от гнета германцев.
Ариовист в те времена был владыкой над большими областями Галлии. Часть самых плодородных земель он у галлов отнял и систематически заселял их колонистами, которых приводил из-за Рейна. Остальные области он обложил данью и всевозможными податями. Всюду, кроме того, он брал заложников, в чем и состоял главный принцип его правления. Галльские вожди говорили, что это свирепый варвар. Они больше не в силах терпеть его деспотическую оккупацию.
Это дало Цезарю возможность расширить свои планы. Он начнет войну с Ариовистом и еще до осени завоюет, по крайней мере, половину Галлии. Зиму потом переждет, а в следующий летний сезон завершит покорение. Отлично удалось организовать этот съезд просителей. Он сказал коленопреклоненным вождям, что они могут на него положиться. Однако о своих военных замыслах пока не упомянул. Он, мол, предпочитает освобождать Галлию мирным путем.
Еще он спросил, почему это все они горько плачут, преклонив колени, а вот вожди секванов стоят опустив головы и смотрят в землю. Однако секваны продолжали смотреть в землю.
Лишь тогда Дивициак, незаменимый Дивициак, брат Думнорига и вождь эдуев, выступил с речью от имени секванов. – Они стоят опустив головы, – пояснил он, – и смотрят в землю потому, что особо опутаны шантажом Ариовиста и боятся больше, чем другие. Ариовист расположился у них на квартирах. Другие племена пользуются кое-какой свободой передвижения. Эти же не могли даже сбежать из родного края, так как присягали на верность Ариовисту, чего Дивициак, например, никогда не делал. Но как раз их молчание весьма красноречиво, а чувства не вызывают никаких сомнений.
Цезарь как будто принял объяснение Дивициака за чистую монету. Дивициак играл главную роль в организации съезда. Теперь он подчеркивал, что секваны всегда были врагами эдуев, но, пришла коза до воза, слишком уж крепко насел Ариовист на секванов. Они и пикнуть не смеют.
Ну, если так, Цезарь с легионами сперва двинется к секваиам. Туда, где Ариовист стоит на квартире.
Однако еще перед выступлением в поход было передано через послов приглашение Ариовисту явиться к Цезарю для переговоров по важному делу. Ариовист приглашение отклонил, заявив, что у него к Цезарю никаких дел нет. Если же дело есть у Цезаря, пусть сам потрудится. Кроме того, Ариовист с удивлением спрашивал, чего вообще нужно Цезарю в землях Галлии, которые принадлежат одному Ариовисту.
Цезаря это не смутило, он отправил еще одно посольство. На сей раз с требованием, чтобы Ариовист никого больше не приводил из-за Рейна и возвратил всех заложников. Взамен были обещаны дружба и мир. В случае же отказа Цезарь туманно угрожал неприятными последствиями. Ариовист отвечал так же, как прежде, что это-де вмешательство во внутренние дела Галлии, что он, Ариовист, не дает указаний Цезарю относительно действий Цезаря в римских провинциях, что из-за Цезаря у него уже уменьшается поступление податей, что вследствие этого он решительно протестует, а что до угроз, то войско у него не из худших, и никаких угроз он не боится.
После этого обмена мнениями состоялось поспешное выступление в поход, причем с обеих сторон – Ариовист тоже двинулся. Цезарь, однако, его опередил, заняв лучшие позиции. У природы иногда бывает изобретательность стратега. Можно было поклясться, что окрестности места, которое Цезарь успел захватить прежде Ариовиста, природа планировала с циркулем в руке. Место это опоясывала почти полным кругом река, а там, где окружность была не замкнута, стояла довольно высокая гора. Естественная линия обороны дополнялась стеной, сооруженной жителями города. Условия были, на взгляд, идеальные, чтобы именно здесь остановиться и подготовить армию к новой кампании.
Предусмотрительность Цезаря казалась излишней, Ариовист находился еще очень далеко. Но Цезарь знал, что делает. Задуманная акция требовала не столько военной подготовки, сколько психологической.
Прежде всего Ариовист официально именовался «союзником римского народа». Титул этот он получил от сената год тому назад, когда Цезарь был консулом. У солдат могло возникнуть беспокойство, ведь никто так и не знал толком, почему начата война с Ариовистом. Вчерашний «союзник» стал сегодня врагом без видимой причины. О гельветах и о первоначальных мотивах похода в Галлию, собственно, уже позабыли. А ведь совсем недавно единственным врагом был Дивикон, и еще у моста на реке Арар только и говорили о том, что старику вскоре придется встать на колени. Потом все (за исключением секванов) добровольно стали на колени во время съезда просителей, и сразу же возникла «германская угроза». И уже оказалось, что римские легионы пришли в Галлию, чтобы защищать Рим от «германской угрозы». Прямо голова могла закружиться от всех этих штучек, которыми полководец потчевал своих солдат.
Но все же каждый человек себе не враг, у каждого есть свой умишко. И ежели этот человек, этакий совсем простой человечек, сидит в городке, превосходно укрепленном природой, слышит о «германской угрозе» и узнает, что вскоре ему придется покинуть превосходно укрепленный городок и идти освобождать каких-то секванов, которые, слышал он, и слова не вымолвят, все в землю смотрят, тогда этому человеку приходит в голову, что, пожалуй, лучше бы секванов этих не освобождать. И тут у этого человека начинается лихорадочная работа мысли. Он делает открытие: вождь велик, я мал, у великого, ясное дело, свои расчеты, у малого – свои, и одному нет дела до другого, я не желаю, чтобы из меня сделали кучу кровавого мяса только потому, что у великого вождя свои великие расчеты. Между тем приезжают с перепуганными лицами какие-то купцы, видевшие германцев, и, становясь на цыпочки, тянут вверх руку и приговаривают: «Вот такенные парни, пленных обожают поджаривать». Слушают эти толки всякие офицерики, прямо из Рима прибывшие, к войне еще не привыкшие, и со страху просто зеленеют. Наконец кто-нибудь из них бежит к Цезарю просить отпуск. Простой человек не станет просить отпуска, он его не получит, и завещание ему незачем писать, это только офицерики каждый вечер пишут в своих палатках. Плачут, рыдают над этими завещаниями, уже и не стыдятся, и, пожалуй, их слезы – совсем не условность.
Цезарь знал, что в такой ситуации у «простого человека» могут появиться самые дурацкие мысли, и знал также, что этот безымянный маленький человечек может стать препакостной помехой на пути к божественности. Ибо человек этот, хоть и мал, имеет способность умножаться, и тогда его становится чересчур много, а если он пойдет вот так шуметь и повсюду расползаться, так с ним и вовсе сладу нет. Кто стремится к божественности, должен следить, как бы вдруг не расшумелся где-нибудь маленький человечек.
Между тем в лагере поговаривали об угрозе голода (будто хлеб не будет подвезен, как не подвезли его эдуи), о лесах, в которых легионы заплутаются, а вот германцы, те покажут, на что способны, о горах, о каких-то страшных оврагах, в которых наверняка все римское войско будет взято в кольцо и перебито. Цезарь ежедневно принимал рапорты о настроениях. Наконец он услышал, что «мы не позволим сделать из нас жаркое для Ариовиста и, когда будет дан приказ выступать, не двинемся с места».
Тогда Цезарь решил сам выступить с речью.
Он сказал, что ему, мол, даже приятно иметь в своем войске столько стратегов, которые обдумывают мельчайшие подробности будущих операций. Прежде он полагал, что этими делами должен ведать он один, но теперь видит, что в армии у него главнокомандующих хоть пруд пруди. Прелестная картина. Только откуда такая уверенность, что вообще будет с Ариовистом война? Кто это им сказал? Ведь Цезарь до сих пор говорил, что намерен освободить несколько здешних народов мирным путем, не так ли? Они же в неутомимом своем воображении уже сумели не только начать войну, но даже проиграть ее, как подобает выдающимся стратегам. Разве не слышали они, что Ариовист – союзник римского народа? Да, да, союзник. Ничто не изменилось. С чего бы это Ариовисту вдруг отказываться от дружбы с римлянами? Цезарь вступит с ним в переговоры и сделает ему самые что ни на есть справедливые предложения. Ариовист не дурак, чтобы такие предложения отвергнуть. Вот каково истинное положение вещей, о котором доморощенные стратеги, видимо, не имеют ни малейшего понятия. Разумеется, надо учитывать всякие возможности, между прочим, и то, что в один прекрасный день Ариовист может рехнуться и развязать войну. Но пусть из-за этого ни у кого не болит голова. Цезарь на посту. А они, кажется, римляне? Не так давно римляне громили могучих кимвров и тевтонов. Может, как-нибудь управятся и с этим царьком Ариовистом. Совершенно верно, кимвры, тевтоны, слава воинских подвигов, римская армия, неустрашимая, непобедимая, традиции, традиции… Что осталось от всего этого? Грустно говорить, лучше переменим тему. Обсудим совершенно трезво соотношение сил. С Ариовистом неоднократно сражались гельветы и всегда побеждали. Этих самых гельветов наголову разбили римские легионы с первой же встречи. Но не будем говорить, кто побеждал кимвров и тевтонов. Поговорим о ячмене. Ведь для некоторых это важнее всего. Будет ли подвезен ячмень? Да, будет. Вовремя, в достаточном количестве и не меньше, чем из трех областей. Кроме того, лето в разгаре, уже созрели хлеба на полях, при надобности можно собирать. Не слишком ли узки долины? Нет, не слишком. О том, как продвигаться по территории, решать будет, пожалуй, Цезарь, а не те, кому снятся страшные овраги. Но хватит об этом. Мы не на комициях в Риме. Мы находимся в военном лагере, где должны царить дисциплина и дух полной готовности. Кажется, некоторые намерены выйти из повиновения и «не двигаться с места», когда будет отдан приказ выступать. Цезаря это ничуть не волнует. Цезарь не собирался затевать войну с Ариовистом и потому до сих пор воздерживался давать приказ о выступлении, но если так, он отдаст приказ сейчас же и двинется в «четвертую стражу», чтобы все трусы могли остаться. Есть солдаты, которые пойдут за Цезарем без колебаний, ну, хотя бы неизменно ему преданный десятый легион. В этом легионе Цезарь уверен и, собственно, может двинуться с одним этим легионом. А трусы и предатели пусть остаются. Пока все и – до «четвертой стражи».