Обнадёживающих сведений в этих бумагах я не нашла. По этим бумагам выходило: поместье в долгах, и единственное, что могло спасти земли от передачи в казну – та самая роща, которая якобы была подарена дядюшке моей матерью незадолго до смерти. Возможно, если бы я покопалась подольше, то смогла бы доказать или факт подделки её подписи, или еще что-нибудь похожее.
Проблема была в том, что я женщина и совсем молода. Скорее всего, в этом мире никто не станет со мною разговаривать серьёзно, а найти мужчину, которому я смогу доверять и который возьмётся защищать мои интересы, просто нереально. Такому нужно платить, а денег у меня нет.
Дядюшка даже рыдал крокодильими слезами и бил себя в грудь, проклиная мою жадность и глупость. Но к тому, что уже было записано в списке приданого, добавились шесть женских платьев и десять отрезов ткани по двадцать пять локтей каждый, некоторое количество белья и обуви, часть мебели и сервиз. А также восемьдесят пять золотых монет, которые любящий дядюшка побожился выдать мне прямо по приезду домой.
Память у старого сквалыги была настолько хорошая, что он не просто подробно перечислил украденные у Эльзы одёжки, но и сообщил такие детали, как: «золотая вышивка по красному ангальтскому бархату», «иберийский шелк синего цвета», «туфли с медными пряжками, отделанными бирюзой». Думаю, одежды у девушки было больше, но это все, что я смогла вырвать, намекая на цвета и вышивки. Не могла же я сознаться, что не знаю, о чём спросить. Диалог строился так:
– А где моё синее платье? Где то, что с вышивкой?! Где остальная одежда, купленная мне маменькой? А туфли и сапоги?!
– Признаться, я плохо помню этот твой туалет. Синий? – дядя морщит лоб и неохотно уточняет: – Из иберийского шелка? Да-да, что-то такое вспоминаю… Я тогда еще сестре выговаривал за мотовство и расточительность! Но не думаешь ли ты, что я оставил это платье себе?! Скорее всего, прислуга просто забыла его положить! А ты за мою доброту и мягкосердечие позоришь меня из-за тряпок!
– А еще прислуга забыла положить белье и обувь. И, кстати уж, где моё платье с вышивкой?!
– Я прикажу прислуге обыскать весь дом и найти твои тряпки! С золотой вышивкой тоже не положили в сундук? Ох уж эти разгильдяи! За всем нужно следить лично, никому ничего нельзя поручить! – жаловался он законнику. – Я примерно накажу горничных, которые собирали её одежду, обещаю.
– А сервиз, дядюшка? Мамин любимый сервиз? Пусть его тоже поищут…
Дядя сдавал позиции медленно и неохотно, но список моей одежды и вещей пополнялся.
Самым печальным во всём этом концерте оказалось финансовое состояние моего будущего мужа. К этому юному господину прилагалось три костюма, две пары туфель и одни сапоги, некоторое количество нательного белья, щенок по кличке Арт и сто золотых. Ни домов, ни земель у барона Эрика Марии Эмануэля фон Герберта не было.
Зато я выяснила, что упомянутому Эрику всего шестнадцать лет и он ровно на год старше меня. Как этот юный господин додумался подписать такой брачный контракт, чем именно ему выкрутили руки, чтобы принудить, я даже представить не могла. Но, поняв, что мы с будущим мужем нищие, я потребовала в кабинет господина фон Гольца и заявила ему: если с их стороны в условия брачного контракта не будет включён лизенс на мое имя, то подписывать документы я отказываюсь.
Снова был большой скандал и шум. Трясущийся от раздражения господин фон Гольц орал на моего дядю и грозил найти невесту поумнее. На что озверевший дядя ответил:
- Ищите, любезный фон Гольц, ищите! Разве что какая горожанка согласится. А ваш барон, как восемнадцати лет достигнет, так и отправится с жалобой на поругание его титула за брак с нетитулованной. Что вы тогда суду ответите, почтенный фон Гольц?!
Не знаю, сколько обещали законнику за эти бумаги, но если бы не он, рано или поздно в кабинете произошла бы полноценная драка. Господа опекуны, пыхтя, наскакивали друг на друга, как бойцовые петухи, и даже начали толкать один другого.
Однако господин Берхарт, сбросив свою сонливость, весьма умело успокаивал разбушевавшихся сквалыг. Он же уговорил господина фон Гольца послать экипаж за юным бароном, так как договоры потребовалось переписать чуть ли не наполовину. И он же приказал подать дополнительную бутылку какого-то особого кларета, чтобы скрасить всем ожидание.
Обстановка в кабинете была весьма напряженная, но до приезда юного барона, моего будущего мужа, все ещё как-то держались, попивая по углам комнаты тяжелый и сладкий напиток. Господин Берхарт даже мне налил в бокал около ста грамм со словами: