— Г-м, если вам это нужно знать срочно, сейчас же бегу справиться по телефонной книге… Если нет, давайте отложим это…
Острота была довольно тяжеловесна, но все же помогла увести разговор в сторону.
— Конечно, срочно! — засмеялась Лоти.
Баронесса улыбнулась с легкой гримаской превосходства. В ней вдруг возникла абсолютная уверенность в том, что Лоти увлечена Гордвайлем. Но ясно было и то, что она одержала над Лоти верх. Вовсе недурна, подумала баронесса о Лоти. Темпераментная маленькая жидовка, сказал бы кузен Руди. Что ж, посмотрим, кто сильнее!..
Она вынула пачку сигарет из сумочки и открыла ее перед Лоти, кинув на нее уверенный победный взгляд, наткнувшийся на полный скрытой вражды взгляд девушки. «Она наверняка становится красивее, когда злится, — подумала Tea. — Ей должны идти яркие цвета. В подходящий момент мы тебя пощекочем, малышка!»
Лоти поковыряла в пачке слегка дрожащими непослушными пальцами и, совладав с ними, достала сигарету.
— Вы много курите, госпожа ба-ро-нес-са? — спросила она.
(Обращаясь к Тее, Лоти ни разу не опустила титул «баронесса», но произносила его, протяжно разделяя слоги, с легкой насмешливой интонацией.)
— Нет, не больше сорока-пятидесяти сигарет в день…
— Если так, вы, должно быть, в высшей степени раздражительны…
— Вы в этом уверены, милая моя? Позволите мне эту фамильярность? Я же чую, мы вскоре станем верными подругами… Нет, напротив, я ни капельки не раздражительна. Курение — наслаждение для меня, а я не вижу никаких оснований лишать себя какого-либо удовольствия… Однако тем, у кого нервы не в порядке, лучше было бы воздержаться от курения.
Лоти посмотрела на нее уничтожающе и ничего не ответила.
Потом доктор Астель предложил отправиться в «винный погребок». Перчик сразу поднялся и стал прощаться под тем предлогом, что, к его сожалению, час уже поздний, а дома его ждет жена.
— А наличных у тебя достаточно? — напрямую спросил доктора Астеля Гордвайль. — А то я сегодня гол как мраморный истукан.
— Оставь эту заботу мне! Все образуется в лучшем виде! Слава Богу, пока что деньги загодя пересчитывать не приходится… — И он продолжил: — Это напомнило мне историю с моим приятелем Блохом, — тихим голосом начал рассказывать доктор Астель. — Год назад поехал я на несколько дней в Берлин, там этот Блох живет. По приезде я написал ему и назначил встречу с утра в кафе. Мне следовало бы начать с того, что человек этот вовсе не беден. У его отца банк в Берлине, и он определил сыну приличное месячное содержание. Словом, я встретился с Блохом, как было условлено, и около часа мы провели вместе. Затем он пригласил меня пообедать, не домой, потому, мол, что он с женой не ладит, а в какой-то ресторан. У входа в ресторан мой Блох останавливается, достает бумажник и с величайшим тщанием начинает пересчитывать деньги, раз и еще раз. Я помню, у него оказалось около двухсот пятидесяти марок. «Зачем ты пересчитываешь деньги?» — удивился я. «Из осторожности, — отвечает, — всякий раз, когда я иду куда-нибудь, где придется платить, я имею обыкновение сначала пересчитать деньги». И, воспользовавшись случаем, он рассказал мне следующую историю. Когда ему было пятнадцать лет и он еще учился в гимназии, с ним приключился такой курьез. (Они тогда жили в Дрездене, он там родился и прожил до восемнадцати лет, и только потом они переехали в Берлин.) Так вот, там была девушка, его сверстница, учившаяся в женской гимназии; эту девушку он видел почти ежедневно по дороге в школу, и она занимала его воображение около полугода, хотя они и не были знакомы. По причине крайней своей стеснительности он не решался подойти и познакомиться с ней, как ни желал этого. И вот как-то воскресным вечером в самом начале лета он встретил на улице товарища и остановился поговорить с ним. Не прошло и нескольких минут, как та самая девушка подошла к ним, и товарищ представил ему ее. Выяснилось, что она приходилась кузиной этому товарищу, и они договорились отправиться вместе за город. Товарищ, однако, сразу сказал ей, что по каким-то причинам вынужден остаться в городе и не сможет выполнить своего обещания. Тогда девушка пригласила его, Блоха, на эту загородную прогулку, и тот, как вы легко можете себе представить, с большой радостью согласился. Когда они уже сидели в трамвае и к ним подошел кондуктор с билетами, Блох вспомнил, что у него с собой не больше одной марки, которой с трудом хватит на билеты туда и обратно для них обоих. Что делать? Девушка наверняка захочет что-нибудь выпить в такую жару, а может, и поесть! А он, разумеется, стесняется сказать, что у него нет денег. Тем временем на одной из остановок девушка увидела из окна трамвая подружку и пригласила ее присоединиться к ним. Та сразу согласилась. Блох из вежливости заплатил за билет и за нее. И осталось у него всего двадцать пять пфеннигов, только на один обратный билет.