Выбрать главу

– Мы ведь оба взрослые люди и все понимаем, – сказала Мэдди. – Я вас не прогоняю с кровати. Так и быть, никаких баррикад. Я буду спать на своей половине, вы – на своей.

– Я буду спать на полу. Мне так больше нравится.

– Вам больше нравится спать на полу, чем в кровати?

– В настоящий момент, сердце мое, я предпочитаю пол твоей компании. – Ты сказала, что хочешь подождать, – продолжил Логан. – Я бы предпочел думать, что моя честь создает более крепкий барьер, чем баррикада из подушек. Но именно этой ночью я не стал бы подвергать испытанию это убеждение.

Спустя минуту Мэдди сказала:

– Я понимаю.

– Мне все равно, на чем спать. Все первые десять лет своей жизни я спал на полу, и ничего.

– Десять лет вы спали на полу?

– На полу в сарае или на земле на пастбище. До того как викарий приютил меня, я, круглый сирота, был предоставлен самому себе. Вернее, я жил у людей, которые готовы были меня приютить и накормить. А кров и пищу мне давали те, кому нужен был помощник. Я ухаживал за овцами, пас их, был с ними круглые сутки. За это меня кормили овсянкой по утрам и хлебом по вечерам.

О, только не это! Чем больше они общались, тем сложнее было оставаться к нему равнодушной. Что называется, шаг вперед, два шага назад. Заявив, что ему лучше спать на полу, чем с ней, Логан нанес ей оскорбление, пусть и не очень сильное, что с точки зрения задачи, которую Мэдди перед собой поставила, было хорошо. Но то, что она узнала о его детстве, все разом перечеркнуло. Как могла она заставить себя презирать капитана Маккензи или даже остаться равнодушной к нему, когда воображение уже услужливо рисовало голодного худосочного мальчишку с неопрятной копной рыжевато-каштановых волос, зябко ежащегося от холода и лежавшего, свернувшись калачиком, на покрытой инеем земле?

Мэдди захотелось зажать уши руками и закричать, заставить замолчать свое глупое сердце. Но вместо этого она хорошенько взбила подушку, словно для того, чтобы сделать ее мягче.

– Добрых вам снов, капитан Маккензи.

Что же она наделала? Как раз в тот момент, когда глупая выдумка ее юности, казалось, исчерпала свой потенциал и почила в бозе, случилось то, что случилось. Мэдди согласилась выйти замуж за совершенно чужого ей мужчину, которому нет до нее дела. Не велика ли цена за ошибку юности? Но нет, судьбе, видно, показалось этого мало – она еще и прониклась симпатией к этому чужаку.

Впрочем, не поздно все переиграть. Брак еще можно признать фиктивным. И, если повезет, ей, возможно, и не придется быть его женой.

Глава 6

Логан не рассчитывал на то, что ему удастся хорошо выспаться в первую брачную ночь.

Точно так же он не ожидал, что ему придется провести первую брачную ночь на полу.

Вообще-то, Логан привык спать в любых условиях, но этой ночью ему не спалось из-за непривычной тишины. Он не солгал Мэдлин ни единым словом. В детстве он спал в сарае на голой земле, а иногда и под открытым небом в окружении горных овец и баранов. Он спал под их умиротворяющее блеяние. А потом, в армии, он спал на земле в окружении своих собратьев по несчастью – таких же, как он, шотландских парней. Особой разницы между спящими вокруг него овцами и спящими солдатами, по правде говоря, не было, и дружный храп товарищей по оружию действовал на него так же умиротворяюще, как и сонное блеяние овец. Однако, при том что Логан провел немало приятных часов в женском обществе, спать рядом с женщиной он не привык. Спать в обнимку? Это не про него. Ему было как-то не по себе оттого, что Мэдлин находилась в той же комнате. Она все так же представляла собой неразрешенную, если не неразрешимую загадку. Она не храпела во сне, она искушала его и манила. И сладковатый запах лаванды мешал ему уснуть, щекотал ноздри.

Как только за окном рассвело, Логан встал, свернул свою походную постель, опоясался килтом и, выйдя из замка, направился к озеру, любуясь тем, как новый день крадется по голубой глади, прогоняя прочь туман.

– Ну, капитан, как самочувствие этим славным утром?

Логан оторвал взгляд от воды и повернулся лицом к Каллуму и Рабби, на лицах которых читался живейший интерес.

Рабби положил руку Каллуму на плечо.

– Ты как считаешь, приятель?