Джед вроде бы не сразу понял вопрос, но потом энергично закивал головой.
— Ты зачем так головой трясешь? — забеспокоился отец. — Тебе нельзя делать резких движений. Правда, Владимир? — повернулся он к Никольскому.
— Что? — не понял доктор. — Будь любезен, дорогой, говори по-русски, пожалуйста.
— Я говорю, — дед перешел на родной язык, — что при сотрясении мозга нельзя так дергать головой.
— Успокойся, Викентий, сотрясение совсем незначительное. В сущности, он просто обо что-то рассек кожу на лбу, а сознание потерял скорее по другой причине. У него, похоже, гипертония. Вообще эта штука пренепреятнейшая и намного серьезней, чем то, с чем он у нас находится.
Дед снова обратился к Маклахену:
— Ты слышал, Джед? Доктор говорит, что у тебя повышенное давление. Тебе лечиться надо.
Профессор легкомысленно отмахнулся.
Мы посидели возле Джеда еще немного, поболтали о том о сем и, пообещав навестить его в ближайшие дни, отбыли. Уже в машине я сообщила деду о том, кого видела в палате у Джеда. А видела я там не кого-нибудь, а Сашку Купатова собственной персоной, и неважно, что только со спины. Я узнала его голос.
— Опять этот вездесущий Купатов, — мрачно произнес отец. — А откуда он узнал, где находится наш Джед? И что ему от него нужно?
— То, что Джед находится в Склифе, по-моему, знают все. Да это и не секрет. Но вот что меня удивляет больше всего, — сказала я, — так это то, что Маклахен скрыл от нас, что его навещал Санька. Почему?
— А о чем они говорили? — спросил отец.
— Толком не поняла. Видела только, что Сашка вертел перед Маклахеном какую-то коробку. Конфеты, наверно.
— Он его отравить решил! — крикнул отец и выскочил из машины.
Мы неслись по больничным коридорам, притормаживая только на поворотах, и с криком: «Конфеты отравлены!» ворвались в палату бедного Маклахена, чем совершенно перепугали последнего. На шум прибежали «Клаудия Шиффер», две нянечки и Владимир Сергеевич.
— Что случилось? — спросил он, быстро входя в палату.
Отец не ответил. Он рылся в Джедовой тумбочке. Доктор Никольский велел дамам отправляться на свои рабочие места, а отцу посоветовал прекратить шмон и объяснить, в чем дело.
— Конфеты отравлены, — уже шепотом сообщил дед.
— Какие конфеты и почему отравлены? — тоже шепотом спросил доктор Никольский.
— Джед, — обратился отец к ничего не понимающему американцу, — где коробка, которую тебе принес Александр Купатов?
При упоминании Санькиной фамилии профессор заметно напрягся, но продолжал делать вид, что ничего не понимает.
— К тебе приходил кто-нибудь сегодня, приносил коробку конфет? — не отступался отец.
Джед расплылся в улыбке:
— Памела приходила, — сказал он, — принесла цветы. Еще приходил мой коллега по университету, принес фрукты, — Джед показал на блюдо, стоящее на столике. — А конфет никто не приносил, я не люблю сладкого.
Дед растерянно посмотрел на меня.
— Я не говорила, что это точно были конфеты, — оправдывалась я.
— Викентий, — обнял приятеля Владимир Сергеевич, — пойдем, я тебе капелек налью. Ты вот все скачешь-скачешь молодым козлом, а ведь годы берут свое, о здоровье надо больше заботиться.
Мы с позором покинули стены лечебного заведения и, загрузившись в машину, вырулили из ворот на улицу. Дед дулся и молчал до самого моего дома. Я тоже молчала, пытаясь осмыслить события последних дней и роль Саньки Купатова в них.
Добравшись наконец до моей квартиры, мы для начала обследовали замок во входной двери. Все выглядело как обычно, следов взлома не наблюдалось. Войдя в прихожую, я внимательно осмотрелась и даже принюхалась. Нет, ничего необычного не было, и следов пребывания посторонних лиц я не заметила. В конце концов с чего мы решили, что в моей квартире должен был побывать вор? К Димке же он не забирался.
Я прошла в свою комнату. У нас со Степкой двухкомнатная квартира. Одну маленькую комнату занимает он, бывшую двенадцатиметровую кухню я превратила в собственную спальню, а из большой комнаты мы сделали кухню-столовую-гостиную. Так вот именно в моей комнате мы, к нашему с отцом ужасу, обнаружили следы пребывания кого-то постороннего. Такой погром я видела только в кино. Практически все, что раньше находилось в шкафах и на полках, теперь было разбросано по полу. Книги, постельное белье, одежда, фотографии — все вперемешку валялось на ковре. Увиденное привело меня в состояние ступора. Дед тоже стоял с раскрытым ртом.
— Что же это такое? — наконец произнес он. — Очень смахивает на обыск.
— А что, в твоей квартире все было намного культурнее?