Голос карлика постепенно отходил на задний план, а картинка в глазах принимала подобие водоворота.
- Ты боишься любви не потому, что боишься подсесть на тот самый наркотик. Ты боишься ответственности, ты боишься проявлять любовь. Ты боишься делать выбор не в свою пользу! Ты боишься быть дающим, а не отбирающим!
Он переводил дыхание, справляясь с волной эмоций, и собирая слюну со всех уголков ротовой полости, и громко её глотал.
- Ты боишься искусства не как институт боли, ты боишься его, как способа самовыражения. Ты боишься быть замеченным. Ты боишься демонстрации собственных страданий! Ты боишься своей слабости!
- Ты боишься секса, потому что не представляешь, кто может согласиться на, подобного рода, занятие с тобой, будучи отвратительным даже самому себе!
Я уже не мог разобрать где, из всего того, что я еще мог видеть, карлик и откуда исходил его голос.
- Ты боишься всего, видя во всём культы, заговоры, и разного рода зависимости. Ты боишься поверить, что есть нечто большее, чем ты сам.
[На фоне начал появляться, непонятного происхождения, шум.]
- Ты боишься довериться кандидату, жертвующему свою жизнь на благо целого народа, не доверяя собственной жизни и самому себе. Ты боишься развлечений, пытаясь убить в себе ребёнка, но, в то же время, как подросток, продолжаешь вести свою игру. Признай же - ты боишься себя!
Голос доктора исказился и стал моим собственным, разносившимся внутри моей же головы.
- Признай же - ты боишься себя!
- Пойми, что осознание происходящего не означает, что у него есть смысл!
Преобразившись обратно, голос карлика кряхтел во всю, не сдерживая своего ораторского порыва, звуча при этом, как граммофон Гэббельса.
- Купи! Завладей! Трахни! Поверь! Возлюби! Съешь! Развлекись! ...
Последние фразы до меня доносились уже сквозь «белый шум».
[ музыка в наушниках ]
«Я смотрю кино
Про себя в котором
Я смотрю кино
Про себя в котором
Я смотрю кино
Про себя в котором
Я смотрю кино
Про себя в котором
Я смотрю кино
Про себя в котором ...»
...Я проснулся в кресле приёмной. На коленях лежал журнал, ранее служивший мне укрытием от других посетителей, в существовании которых я теперь сомневался. «Виртуальная реальность? Параллельные вселенные? Расстройство личности?» большими буквами интересовалась у меня титульная обложка. Честно говоря, я больше склонялся к последнем варианту.
Я остался в приёмной один. Секретарша, всё также, разговаривала по телефону. Я посмотрел на часы и не понял сколько они показывают. Скомкав наушники, я направился к выходу. Голова напоминала большой переспевший арбуз, который нужно было дотащить домой, чего бы это не стоило.
Из кабинета доктора вышла девушка, которую, как мне казалось, я видел ранее в приёмной за чтением книги.
- До свидания. - вежливо обронила она, проходя мимо секретарши.
- До свидания, мисс Трикс.
Я невольно уловил аромат её парфюм, и, в некой степени, пленённый им, поплелся за ней к выходу. Значит, и остальных посетителей я не сам себе придумал. Но это не точно. Ведь могло же оказаться, что я придумал и самого себя сам. А если я - всего лишь своя же фантазия, возникает логичный вопрос - кто я? Фантазёр или его фантазия? Мне снова захотелось курить.
*********
Оказавшись снаружи, я обнаружил мисс Трикс, курившую у входа. Я присоединился к ней, деликатно попросив её со мной поделиться сигаретой. Мы некоторое время безмолвно курили, смотря в разные стороны и избегая пересечения взглядов, но, как будто, прочувствовав друг друга, засмеялись в один момент от этой небольшой театральной постановки. Слово за слово, вопрос за вопросом, - мы разговорились. Классика романтизма в самом примитивном её варианте. Две оголённые души аккуратно, боясь повредить, с деликатнейшим интересом, соприкасаются, пытаясь понять друг друга. Её звали Триша, Триша Трикс. Мы слонялись по городу, не ощущая усталости и чувства голода. Время, если оно было вообще, - медленно неслось, или же, сломя голову, еле переплеталось. Не знаю, как по другому объяснить эту двойственность. Мне не хотелось, чтобы эта ночь заканчивалась, и, в то же время, я хотел этого, чтобы быстрее встретить её снова. Эта ночь была потрясающей. Вдоль ново-обустроенной набережной мы молча шли за руки, просто наслаждаясь компанией друг друга. Мы ничего не пили, но были до чертиков пьяны. Я шёл, наслаждаясь звуком прилива, кваканьем жаб, теплом её руки и планомерным течением её голоса. Я не помню, когда в последний раз мне было так легко и спокойно. Мы продолжали гулять по ночному спящему городу. Она рассказывала мне курьезные случаи из своей жизни. Я, не желая портить образовавшуюся магию, просто слушал её. Мы остановились и она призналась мне в любви, глядя на меня глазами, полными доброй грусти и надежды, надежды на взаимность. Но я, ощущая груз предстоящей ответственности за встречным признанием, несмотря на собственные неопровержимые чувства, не смог признаться ни себе, ни ей. Я проникся её частичным разочарованием и горечью от сложившейся несправедливости, глядя на её наворачивающиеся слёзы. Я был отвратителен самому себе, но всё же считал, что я пока не готов к подобным перспективам. Она убежала в противоположную от меня сторону. Я хотел ринуться за ней, но мне нечем было её успокоить. Точнее, было, но я ни за что бы не осмелился произнести эти слова. И только подходя к дому, я в полной мере осознал собственную трусость.