Я видел с самого рождения, как отец бил мать, унижал её, не считал за человека и то же самое прививал и мне, что женщина не является человеком, а это лишь рабыня для удовлетворения твоих потребностей. Естественно, когда мне исполнилось лет девять, я был уже пропитан его философией и использовал её на практике уже сам. Я не считал женщин за равных себе, для меня они стали лишь частью обслуги. Я даже не считал свою мать за человека и не раз сам поднимал на неё руку, а она все это терпела. Терпела со слезами и обвинениями в глазах.
Когда матери исполнилось лет сорок отец захотел продать её, но кому нужна была побитая женщина сорока лет? Естественно её никто не купил и тогда отец побил её. На глазах у всех. Всей прислуги, гарема… Там был и я. И я не чувствовал жалости, когда он бил её ногами, орал на неё, резал её тело. На это смотрели все и все чувствовали жалость к ней, к женщине, что подарила ему троих детей, а они стояли и спокойно смотрели на это. У меня было два младших брата и могла быть сестра, но отец убил её сразу, как только узнал, что родилась девочка.
После этого избиения он упёк её в подвал. Мать своих детей, полуживую, он спрятал в подвале до конца её дней. Она прожила так ещё пять лет и каждый день ждала, что кто-то из её детей или на крайний случай муж, спасут её и сжалятся, но этого не произошло.
Встретив Мери я изменил своё отношение к женскому полу буквально, но когда она предала меня после моих чувств… Я обозлился на всех. Все мне стали противны. Всех я стал принимать, как дешёвых проституток, так же принял и Владиславу, свою жену, что вечно шла мне наперекор, то с противозачаточными таблетками, то с ревностью и непокорностью.
Я закончил свой рассказ, глядя на Владу, что смотрела на меня детскими и светлыми глазами. Сколько бы горя и страданий она не вынесла, она всё равно оставалась шестнадцатилетней девчонкой, что стыдливо прятала от меня оголенное тело и боялась меня. Даже сейчас, сидя в одной майке на залитом кровью полу, когда я положил окровавленную руку на её коленку, она всё равно сияла изнутри этой детской мечтой о счастливом браке. Её мечта рухнула, но она продолжала верить, что что-то изменится. Она, девушка вытерпевшая от меня столько унижений, у которой руки у самой были по локоть в крови, сейчас наивно верила, что я её полюблю.
— На мне лежит ответственность за тебя, Влада, — мягко сказал я, выделив её имя. — И не только за тебя, но и за неё теперь, — кивнул я в сторону её живота. — Я не сделаю так, как сделал мой отец, клянусь, но и обещать тебе счастливого брака я не могу.
Я видел, что она всё это понимала, но ей было больно слышать это теперь от меня. Я видел, что скоро эмоции возьмут верх и она заплачет.
— Я благодарен тебе за то, что ты не бросила меня умирать. Безумно благодарен и за то, что ты не избавилась от нашего ребёнка, хотя и могла, значит, для тебя это что-то значит. Я постараюсь быть хорошим отцом, но хорошим мужем мне не быть, смирись…
— Ты ведь обещал тогда, — дрожащим голосом перебила меня девушка. — Получается ты врал, а я поверила? Снова поверила тебе, Велизар? Что будет со мной? Почему тебе настолько плевать на меня? Почему? Я не прошу меня любить, я знаю, что этого не будет, но хотя бы попробовать уважать, я многого не прошу. Я не смогу. Не смогу больше вынести измен, Велизар. Я не знаю почему мне настолько важна твоя верность, — Влада смотрела на меня мельтешащими глазами, в которых стояли слёзы. — Я не врала тогда, когда говорила, что люблю тебя. Глупо, да? После всего, что ты сделал. Я ненавижу тебя, но и это гребаное чувство, что я не смогу без тебя дальше жить… Я устала, Велизар.
Я хотел прижать её к себе, но неожиданно меня пронзило такой волной боли, что я зашипел от жара, что пронизывал всё моё тело.
— Никогда не трогай меня, — тихо проговорила она и боль отступила.
Когда я посмотрел на неё, её уже не было в камере. Теперь я не мог безнаказанно творить с ней то, что душе моей угодно. Она давала мне отпор. Она выполнит своё обещание, что дала мне в ту ночь, что убьет меня, если я ещё раз изменю ей или захочу снова унизить. Теперь Влада была не просто обозлена на меня из-за своего унижения, она могла теперь отплатить мне той же монетой.
========== 30 глава ==========
Колючий снег и завывание ветра за окном сейчас были как никогда кстати, поддерживая обстановку очередного серьёзного разговора Велизара.
Когда опустел дом, то опустел и разум Велизара. Я всячески избегала встреч с ним в огромном доме, чтобы не напороться на свободное от человеческих чувств существо. Он был свободен от оков старого демона, его не держали больше путы контроля и надзора. Его не держало больше ничего. Он все время проводил в демоническом обличье, больше не утруждая себя держаться человеком.
— Мы долго будем молчать? — прорычал Велизар, стоя ко мне спиной и смотря в окно.
— Молчали неделю, помолчим ещё столько же. О чем нам с тобой говорить?
По серой спине, с выступами шипов на позвоночнике, пробежали огненные сеточки как-будто лава прорывалась сквозь камень.
— Не думаешь о своей шкуре, подумай о шкурке нашей дочери…
— Подумай о своей шкуре! Одно твоё слово и ты будешь хрипеть у меня в ногах, если не забыл.
Когда я выходила замуж я смутно представляла, что значит выражение «брак трещит по швам». Сейчас же и с самой первой ночи, наш брак был обречён на то, чтобы умереть. Тонкие швы, что были больше похожи на засохшую кровь, которая стягивала рану, теперь были содраны и официальный развод был теперь только формальностью, как супруги мы не жили уже давно… Мы не жили так. Никогда.
Велизар окатил меня взглядом чёрных глаз, которые искрились безумством. У него сейчас сорвана крыша. Его никто не остановит, кроме меня.
— Чего ты добиваешься? Хочешь вывести меня из себя? У тебя это получается, дорогая, но позволь и мне прыснуть ядом в твою сторону. Твой отец Домиан давно мёртв…
— Я даже знаю благодаря кому, — рыкнула я, не удержавшись от того, чтобы перебить, обещающую быть долгой и язвительной, речь Велизара.
Мужчина сдавленно и утробно прорычал. Казалось, что внутри него, как в клетке, метался зверь и иногда начинал издавать страшные звуки, что вырывались наружу.
— Твой отец мёртв, — продолжил он. — Ты считаешься круглой сиротой, Влада, — на его лице заиграла не добрая улыбка. Такая же улыбка играла на его лице в нашу первую ночь. Улыбка… оскал хищника, предвкушающего скорую забаву со своей жертвой. — Твоя мать умерла, когда тебе не было и года. Ты сирота, Влада. Тебе нет девятнадцати лет, а значит ты обязана быть взята на попечение мужчины. Знаешь почему? Потому что женщина — существо, нуждающееся в постоянном контроле. Мне сегодня пришло видение. Скоро здесь будет твой старший брат — Велес. Хочет взять тебя на свои поруки. Только сейчас догадался. Знаешь почему?
Я благоразумно промолчала, ожидая продолжения речи.
— Знаешь, что он хочет? Хочет забрать тебя, не зная, что я всё ещё жив и стал ещё сильнее. Он идёт сюда, думая, что я уже почти мёртв. Он идёт сюда, думая, что заберет тебя из-под моей опеки. Зачем ты ему?
— Может у меня очень хорошие отношения с братьями?
Велизар повернулся ко мне. От него веяло желанием убивать. Он не верил моим словам.
— Ты ненавидишь Велеса. Он бил тебя. Избивал жестоко. Ты не пойдешь к нему…
— А почему я должна остаться с тобой? Ты тоже бил меня. Тоже избивал жестоко.
На лице мужчины отразилась снова злая улыбка. Он подошёл ко мне и положил свою руку мне на живот.
— Велиара. Наша с тобой дочь, — Велизар смотрел мне в глаза своим черным, пустым взглядом. — Я единственный кто её хочет спасти. И я единственный, кому ты нужна. Ты хоть знаешь какова твоя цена?
— Моя цена огромна. За моими плечами огромное наследство, которое без моей помощи тебе не получить…
— Ты знала…
— Конечно я знала. И я знаю, что больше всего в этом наследстве тебе нужна книга. Наша фамильная книга.
Глаза Велизара загорелись, когда я заговорила о книге. Он спал и видел, как держит её в руках, как листает пожелтевшие страницы.