Сковородка стоит на белой небольшой домашней печке, на которой расположена железная платформа.
Ну я с такими темпами дом подожгу… Решаюсь все же налепить сырников, но печь разжигать без бабы Нюры не стану. Я, конечно, со спичками управляться умею, но не так профессионально. Да и кто ж знает, где дрова лежат…
Лепка сырников занимает время и отвлекает меня от плохих мыслей. Я что-то напеваю себе под нос, успокаивая нервную систему. И напрягаюсь, когда дверь в предбаннике распахивается. Слышу мужской голос и на секунду сжимаюсь от страха, но следом слышу уже звонкий голос моей спасительницы.
Баба Нюра заходит на кухню… С Алексеем. Он замирает в дверном проеме, отодвигая старенькую занавеску, что служит здесь дверью. Смотрит прямо мне в глаза, а я смущаюсь. Снова.
Потому что слишком пристально смотрит этот парень.
— Ну чего встал? — баба Нюра хлопает ладонью по его торсу, — Извиняйся. Девку мне хорошую обидел.
— Кхм, — он прочищает горло, выпячивает грудь вперед и басит, — Прости… Катя.
Имя свое я ему так и не сказал. Убежала, вырвав руку из захвата сильной ладони. Испугалась.
— Ну что, девочка, простишь его? Он не со зла.
— Да, — киваю, откладывая последний сырник в сторону, — Только вы никому не говорите, что я здесь, пожалуйста.
Мне кажется мой голос звучит с мольбой и столько в нем отчаяния.
— Не скажу, — он делает шаг в сторону печки, — Но переодеться все же стоит. Я могу дать тебе вещи сестры, она сейчас все равно в городе живет. А тут пару вещичек осталось.
— Спасибо, было бы замечательно.
Алексей присаживается на корточки, проверяет что-то в печке. Уходит и тут же через минуту возвращается с поленьями. Разжигает огонь в печи и закрывает дверцу.
— Поленья лежат в дровнице, — смотрит в упор на меня.
— Если честно, — как же стыдно, — Я не совсем уверена, что знаю… Что такое дровница.
Он зовет меня одним жестом руки, и я наспех сняв фартук, семеню за ним. Мы выходим на улицу, поворачиваем влево, и я тут же утыкаюсь в большую стопку дров.
— Это дровница, — констатирует факт, — Место, где хранятся дрова.
Ну ладно уж… Не такая я и тупая. Догадалась уже.
— Спасибо, — шепчу.
А он все продолжает смотреть, не отрывая своего взгляда. И как же это волнительно… Не знаю, почему.
Он наклоняется ко мне ближе… И ближе. Я начинаю волноваться.
Его лицо оказывается в сантиметре от моего, я вдруг понимаю, что он сейчас… Он что собрался меня целовать?!
От испуга выставляю руку вперед и отодвигаю его лицо от себя.
— Мне нельзя…, — пытаюсь объяснить.
— Нельзя что? — хмурит брови.
— Нельзя целоваться до свадьбы.
Он складывает руки на груди, хмурится… А потом разрывается в заливистом смехе.
— А кто собрался тебя целовать, девочка?
— Но… Ты…
— Что я? — посмеивается надо мной, — Я хотел убрать след муки с твоей щеки.
Он показывает пальцем в сторону моей левой скулы, я прохожусь рукой и на ней остается белый след.
Покрываюсь красной краской с головы до пят. Да уж, Зара…
— Ну вы даете… Городские, — он качает головой и заходит обратно в дом.
А я остаюсь на улице, пытаясь проветриться от своего позора.
Глава 16. Зара
— Баба Нюра, мне так неудобно, — я кладу свой рюкзак на скрипучий матрас, осматриваясь по сторонам.
Дом бабы Нюры максимально отображает деревенскую жизнь. На стенах висят тяжелые ковры с орнаментом, на полу вместо ламината старые доски коричневого цвета с потертостями, окна хлипкие, слышно как продувает ветер, а щели заклеены скотчем.
Я не брезгую жить в таком доме. Здесь есть свобода, здесь хорошо, потому что никто мне не приказывает как жить и что делать.
— Да перестань, — она машет рукой, — Я от одиночества уже с ума схожу. Так что твоё присутствие мне только в радость.
Я улыбаюсь этой милой старушке, благодарю ее за помощь и отзывчивость.
— У меня не очень много денег, — аккуратно заглядываю в свой бумажник, достаю пятитысячную купюру и протягиваю ей, — Это на первое время, я устроюсь на работу и…
Баба Нюра не дает мне договорить.
— Во-первых, деньги из рук в руки не передают, — ее тон строгий и кажется она немного оскорбилась. Но не буду же я жить бесплатно, — Во-вторых, тебе деньги еще понадобятся. Молодая девчонка. А мне на кой они, огород свой есть, скотина тоже. Так что не надо мне тут ничего.