Слухи ползли и множились, как раковые метастазы.
Почему я не послушал Реважа? – думал Ким, когда сознание чуть прояснялось. – Почему? Сделай я, как требовал старый боров, ничего бы не случилось. Ничего! Ни с Магой, ни со мной.
***
Суд был скорым.
Никчёмная театральная постановка, итог которой заранее ясен всем. Когда огласили приговор, Ким даже не вздрогнул.
Смерть через повешение...
Кто бы сомневался!
– Вы имеете право на последнее слово, – прогудел судья. Носатый и круглолицый, в парике и мантии он напоминал филина. – Вам есть что сказать?
Ларго поднялся с большим трудом: ноги норовили подогнуться, голова шла кругом, а к горлу подкатывал ком.
– Я невиновен, – твёрдо заявил он и повалился на пол под возгласы заседателей.
Невиновен.
Невиновен...
Невиновен!
Никому нет до этого никакого дела! Никому! Никому!!!
– Меня подставили... Подставили! – кричал Ким и летел сквозь тьму, а за ним гналось двухголовое чудовище с окровавленной пастью на пузе...
В себя Ларго пришёл в камере, что представляла собой каменный мешок размером чуть больше гроба, с толчком сомнительной чистоты в одном углу и узкими нарами – в другом. Отсутствие окна компенсировалось жужжащей лампой, которая больше трещала, чем давала света.
Комок в горле сделался непереносимым, и сдерживать рвотные позывы Ким больше не мог: его стошнило, едва он добрался до грязно-жёлтого унитаза. Однако облегчения Ларго не испытал: потолок по-прежнему кружился, а серые стены ходили ходуном. Еле-еле, полуползком, он добрался до койки. Упал на пропахшие плесенью простыни и сжался в комок. Хотелось выть. Орать. Вопить и царапать стену, ломая ногти. Но он просто закусил костяшки пальцев и зажмурился. Его трясло, как в лихорадке. Перед мысленным взором возник Реваж. Седые космы комиссара топорщились, а поросячьи глазки блестели.
«Ну что, доигрался, идиотина? – ревел старый боров. – Герой хренов! Щенок!». Опухшая комиссарская рожа вздрогнула и расплылась. Вместо неё Ларго увидел молодое лицо. Пухлые губы, васильковые глаза... «Я рассчитывал на вас, детектив, – прошептал Альбер Ней. – Вы обещали помочь. Обещали!»... Следом появился Мага. Он ничего не сказал. Улыбнулся, сверкнув брекетами, и отсалютовал чумазой ладонью...
– Я невиновен, – прохрипел Ким, обливаясь холодным потом и комкая засаленную простыню. – Невиновен! Невиновен!!!
***
Сон – маленькая смерть. Отличная тренировка перед казнью. Ларго не заметил, как уснул. Не потерял сознание, а именно уснул: провалился в сладкое небытиё, как проваливаются в чёрную пустоту космоса падающие звёзды.
Ким не знал, сколько проспал, но предпочёл бы не просыпаться вовсе. Да где уж там...
Жуткий скрежет и оглушающий лязг разбудили бы даже покойника: тяжёлая дверь завизжала на ржавых петлях и распахнулась.
Ларго разлепил глаза, попытался сесть и собрать мысли в кучу. Получилось плохо.
– Ким Ларго? – Охранник, похожий на гориллу, заслонил дверной проём. – На выход.
– У-уже? – Ким нервно сглотнул и почувствовал, как захолодели руки.
Пора умереть...
– Уже, – кивнул гориллоподобный. – Помилование вступило в силу час назад.
– П-помилование? – Тошнота подкатила к горлу с новой силой.
Что, чёрт возьми, происходит?
– Да, – буркнул охранник, снял с пояса наручники и шагнул к нему. – Уж не знаю, кто за вас вступился, но казнь заменили каторгой. Пожизненной каторгой.
Глава двадцать четвёртая
Поезд мчался сквозь пустошь. Нырял в бесконечно длинные, тёмные тоннели, взлетал на исполинские мосты, взбирался в гору, падал вниз, гудел, пыхтел и чухал. За окном мелькали выжженные радиацией равнины, обугленные рощи, иссохшие реки, озёра, полные ядовитой воды, и города, от былого величия которых остался лишь пепел. Призраки прошлого. Эхо войны.
Война...
Великая война, прозванная Последней...
Она родилась из бесчисленных локальных конфликтов, как бушующее пламя рождается из мириада искр. Клубок противоречий превратился в лавину ненависти, и уже было не разобрать, кто прав, кто виноват. Версий хватало. В Образовательном Центре рассказывали про всесильных лидеров могучих сверхдержав, одержимых идеей мирового господства. В Библиотеке Ким читал о религиозных фанатиках, объявивших священную войну неверным. Это точка зрения, к слову, имела особый вес – именно из-за неё все известные человечеству конфессии находились теперь под строжайшим запретом. Мага же, понизив голос и округлив глаза, рассказывал о сетевом заговоре и загадочных призраках, обитающих в Интернете...