Узкая бетонная камера полтора метра в высоту и столько же в длину, а шириной всего в полметра. В ней невозможно было нормально лежать или сидеть. От постоянной скрюченной позы уже через час затекали все мышцы, а к концу дня они начинали болеть так, что сложно передать словами. В общем, когда меня выпустили, я натурально учился заново ходить. И возвращаться туда не было никакого желания.
— Все здесь? — едва слышным голосом спросил один из присутствующих.
— Не совсем, — поморщился тот, что передал мне записку. — Соловей не смог.
— Хрен с ним, потом передашь ему наши слова. Ты, новенький, — обратился ко мне старший. — За тебя поручились, но я тебе не верю. Если хоть слово утечёт в ненужные уши, я тебя лично вскрою. Ты понял?
— В очко меня поцелуй, — огрызнулся я и развернулся к выходу.
— Брак, постой! — окликнул меня такой же безликий человек, как и все мы.
Я замер, не веря своим ушам. Голос казался смутно знакомым. Вернувшись к заговорщикам, я поднял лампу и поднёс к нему ближе. И хоть в полумраке едва тлеющей керосинки было сложно рассмотреть черты лица, покрытые толстым слоем грязи, я узнал его.
— Шавкад? — одними губами произнёс я.
— Угу, — кивнул он.
— Я думал, ты ушёл.
— Как видишь, не дальше тебя.
— А с Рашидом что? Где Асмира?
Он молча покачал головой, что могло означать как их смерть, так и переход в другое состояние бытия. И мало кто мог точно сказать, что из этого хуже.
— Так, давайте личные темы на потом, — продолжил старший. — Раз мы наконец разобрались, кто есть кто, думаю, можем начинать. У нас есть план, как отсюда выбраться. А теперь уже достаточно людей для его реализации.
— Я бы хотел услышать детали, — перебил его я.
— На это нет времени. Скоро люди вернутся с ужина…
— Я не стану вписываться в это дерьмо, не зная деталей.
— Твои сложности, — поморщился мужик.
— Это общие сложности, — заупрямился я. — Или выкладывай всё, или иди козе в трещину.
— Хорошо, но если ты…
— Да, да, я уже понял, — кивнул я. — Вскроешь меня во сне.
Человек, что передал мне записку, ехидно усмехнулся, за что старший наградил меня ненавидящим взглядом. Кажется, я только что смыл в унитаз его авторитет. Но мне, честно говоря, было глубоко насрать на то, что он обо мне думает. Если мы действительно предпримем попытку побега, то план должен быть надёжным, как швейцарские часы. Любая ошибка — и мы больше никогда не увидим свет солнца.
— Вот наша основа, — произнёс он и вытянул из-под матраса грубо нарисованную от руки план-схему тоннелей.
Я едва удержался, чтобы не выбить этому идиоту зубы. Ну как можно быть таким оленем и хранить это на своём спальном месте? Или я чего-то не знаю, или он попросту нас разводит, чтобы в итоге сдать всех разом и заработать себе на еду.
— Дальше, — сухо попросил продолжения я.
— Мы знаем о расположении постов охраны и то, какой из этих тоннелей ведёт к выходу.
— Допустим, — согласился я. — Как ты собираешься с ними драться?
— Ему точно можно доверять? — Он покосился на Шавкада.
— Да, я давно его знаю, — ответил узбек.
— Ты знаешь, что это за место? — посмотрел на меня старший.
— Какой-то старый бункер или что-то типа того.
— Типа того, — передразнил он. — Это не просто какой-то бункер. Раньше здесь располагался склад госрезерва.
— И что с того?
— А то, что это военный объект. И строился он так, чтобы один раз и надолго. Ремонтировать такие вещи очень накладно.
— Я всё ещёне понимаю.
— Здесь в распределительных щитках используется серебро. Не везде, но некоторые реле имеют серебряные контакты.
— И как ты собираешься их достать?
— Мы уже достали всё, что нужно, — вместо него ответил другой мужик.
— Ладно, это уже действительно похоже на план, — согласился я. — Когда вы собираетесь его реализовать? И зачем вам нужен я?
— Вот здесь, — указал на схему старший, — всегда дежурят минимум трое выродков. Один на один нам с ними не справиться. Плюс кто-то должен стоять на стрёме. Я слышал, что завтра бо́льшая часть выродков покидает шахты. Самое время, чтобы действовать.
— Можно? — Я протянул руку к бумажке.
Старший без вопросов передал её мне, и я уставился на схему тоннелей, стараясь запомнить каждый поворот. По большей части они шли ровными линиями, которые стекались к центральному проходу. Будто огромный паук, в чьём высохшем хитине мы проживаем. Но это я и так знал, по крайней мере, догадывался. А вот дальше от него тонкой линией отходил ещё один коридор и точно так же разветвлялся на несколько частей, которые оканчивались большими залами. Видимо, в них и хранилось то государственное добро, о котором говорил старший.