— Ну, друзья, хоть мы еще не отдохнули как следует, все равно можем начать работать! — Генчев разворачивает на столе крупномасштабную карту и кладет на нее кучу цветных карандашей. — Прошу, садитесь поближе! Значит, так, в первый раз собак заметили в пятидесяти километрах отсюда в двенадцать ноль-ноль. Та же стая чуть попозже промчалась мимо сел Пачник, Богово, Кирпел. Вот, взгляните на карту — тут синими линиями обозначено движение каждой стаи. Если мы представим себе продолжение их маршрутов, то неизбежно окажемся в заповеднике! По нашим расчетам собаки будут здесь около полуночи. — И он ставит синим карандашом точку в середине карты, то есть в центре заповедника. — А теперь я попрошу тебя, Боров, кратко доложить о принятых мерах.
Кратко докладываю, особо нажимаю на то, что сто глашатаев мы никак не соберем в Дубравце.
— Вы посоветовались с местным руководством? — нахмурился Генчев.
— Советуйся, не советуйся — результат один! Мы едва-едва наберем пятьдесят, на большее рассчитывать ну никак невозможно!
— Что скажете вы, товарищи? — и Генчев театрально обводит своих «товарищей» вопрошающим взглядом.
— Я думаю, надо было поднять на ноги всю местную общественность, — веско заявляет экономист, при этом он назидательно поднимает палец. — И, конечно, провести индивидуальную работу с людьми. У вас было достаточно времени, чтобы наметить соответствующие мероприятия, обсудить и начать действовать. Не следует, товарищ Боров, недооценивать роль общественности при таких обстоятельствах, ясно?
— Да, ясно, но вот что до индивидуальной работы, так как раз для нее времени не было…
— При желании всегда можно найти, товарищ Боров!
Я не перечу, молчу, мысленно посылая их ко всем чертям, и только пробую осторожно объяснить им, что в Дубравце всего-то едва ли наберется пятьдесят человек сельчан, да и то в большинстве своем это старые больные люди. Вот Дяко может подтвердить это, но зачем, ведь товарищ Генчев сам лучше всех знает местные условия… Я стараюсь произнести все это тихо и кротко, но мой «проклятый» характер все же нашел лазейку и дал себя знать — я не удержался и ехидно спросил начальников: раз уж они на добровольных началах собрали целых восемьдесят охотников, почему же они не могли на тех же началах обеспечить и два автобуса крикунов? Например, взяли бы старших школьников…
— Ты что, шутки шутить вздумал?! — вспыхнул «охотник». — Да мы, если надо, и армию поднимем на ноги, но это не тот случай!
— А меня интересует другое, — и экономист с серьезной миной постучал согнутым пальцем по карте. — Какова общая длина границы заповедника?
— Не понял. Повторите, пожалуйста.
— Я спрашиваю — какова длина границы заповедника в метрах? Это настолько элементарно, что вам следовало бы знать эту цифру!
Ну, лопнуть можно от них! Черт меня побери, если мне когда-нибудь нужна была эта длина!
По воздушной линии еще можно было бы как-то рассчитать, но кто может назвать точную цифру в земных километрах, если иметь в виду горы и овраги, леса и русла рек? И все же — чтобы этот городской пижон не подумал, что перед ним непрофессионал, называю первое же пришедшее в голову число. А если не поверит, пусть идет проверять на своих спичках вместо ног…
— Значит, тридцать восемь тысяч четыреста тридцать метров, — бормочет он и с важным видом вычисляет что-то на бумажке. — Итак, из города прибудут восемьдесят человек. Вы, как я слышал, располагаете еще тридцатью. Кроме того, у вас постоянно работают пятеро людей в охране, да нас четверо — я не считаю гражданку из союза охотников и рыболовов. Что это значит? Это значит, что у нас есть в общей сложности сто девятнадцать боевых единиц. Иначе говоря, на каждого из нас падает охрана триста двадцати трех метров границы заповедника. Конечно, это многовато, но, поскольку это необходимо, надо будет справиться!
Генчев оглядывает всех и просит высказаться по поводу предложения экономиста, который так надулся от важности, что того и гляди лопнет. И тут я просто не в силах сдержаться, меня обуревает такой смех, что через секунду из глаз текут слезы, я захлебываюсь и не могу остановиться. Трое прибывших смотрят на меня с удивлением и неприязнью, шеф спрашивает (явно стыдясь моего поведения), что такого смешного сказал товарищ из министерства — это ведь математика, и все точно рассчитано до метра.
— Тут математика не играет никакой роли, — вставляет из своего угла Дяко. — Ни гроша она здесь не стоит.