Я сидел у раздвижной двери в передней части вагона, рядом с окном, и, к счастью, прямо под сиденьем был обогреватель. Согласно путеводителю, я должен был пробыть здесь как минимум пять часов, что было хорошей новостью для моих джинсов. В вагоне было ещё с десяток пассажиров, все мужчины, большинство с сумками, либо погруженные в свои мысли, либо кивающие.
Дверь с грохотом отъехала назад, и вошла женщина лет сорока пяти в сером мужском пальто, которое было ей слишком велико. Через руку у неё перекинута дюжина экземпляров таблоида. Она начала что-то бормотать и явно о чём-то меня спрашивала. Я вежливо махнул рукой, чтобы сказать «нет», но она очень оживилась. Когда я снова махнул рукой и покачал головой с милой австралийской улыбкой, она полезла в карман пальто и вытащила такую же книжечку с чеками, какую миссис Глам использовала в билетной кассе. Я понял, что это контролёр, которая, очевидно, заодно продавала газеты. Как и я, она брала деньги, где могла.
Я вытащил свой листок бумаги. Она осмотрела его, хмыкнула, вернула и, качнувшись вместе с поездом, подошла к следующему пассажиру, несомненно, дав ему понять, что этот деревенский дурачок уже в вагоне. Учитывая, что я собирался сделать, она была недалека от истины.
Мы начали замедляться и наконец остановились. Сквозь темноту я едва различал фабрику с рядом огромных труб. У станции не было платформы; рабочим приходилось выходить прямо на пути. Снаружи люди, казалось, бродили повсюду, даже между вагонами.
Поезд снова тронулся, останавливаясь примерно каждые десять минут, чтобы выгрузить очередную группу рабочих. После каждой остановки старый дизель с трудом набирал обороты, изрыгая клубы дыма, которые быстро смешивались с мусором, выбрасываемым заводскими трубами. По сравнению с этой железнодорожной системой британские поезда казались просто космической эрой, но, по крайней мере, эти поезда ходили по расписанию, были тёплыми, чистыми и недорогими. Я подумал пригласить в Великобританию нескольких эстонских начальников железных дорог, чтобы показать нашим, как это нужно делать.
Поезд петлял, трясся и трясся, пробираясь сквозь промышленную пустошь. Через полчаса свет начал гаснуть, и я снова оказался во тьме. Я решил последовать примеру единственного пассажира, оставшегося в вагоне, и немного поспать.
Было чуть больше половины десятого, и только-только рассвело. Небо, как и всё остальное, было мрачно-серым. Сквозь грязь в окне я видел, как по обеим сторонам пути высились заснеженные деревья, словно преграда для сугробов. За ними простирались либо совершенно ровные пространства, покрытые девственно-белым снегом, либо густой лес, тянувшийся в бесконечность. Электрические и телефонные провода, тянувшиеся вдоль пути, были такими же, как деревья, провисшими под тяжестью снега и свисающими с них огромными сосульками.
Поезд все еще очень медленно двигался между станциями, может быть, из-за погоды, а может быть, потому, что пути требовали ремонта.
Час спустя, после ещё пары остановок, шоколад и мясо начали действовать. Я не видел никаких знаков туалетов и даже не был уверен, что они вообще есть. Если бы не было, мне пришлось бы быстро сходить в туалет в коридоре и объяснить, что это старая австралийская традиция.
Я прошёл два вагона, прыгая из стороны в сторону, пока наконец не нашёл один. Он был таким же, как и весь поезд: очень простым, но чистым, тёплым и работал исправно.
Отрывая жёсткие листы от рулона, я бросал их в унитаз, пока тот не засорился. Стянув уже высохшие джинсы и усевшись на пустую керамическую миску, я быстро вдохнул запах денима.
Не так уж и плохо, если учесть, что я всегда мог свалить вину на кота.
На обоих бедрах уже появились синяки; вскоре они почернеют, дополняя те, что у меня уже были.
Когда шоколадно-мясная смесь начала выходить наружу, я изо всех сил старался сохранить контроль, желая поймать страховой полис, обернутый в два презерватива, и вставить его себе в задницу с помощью мыла из отеля «Хельсинки».
Этому я тоже научился в исправительной школе. Это был лучший способ уберечься от кражи моих пятнадцати пенсов в неделю. Хотя презервативы из сарана оказались не так хороши, как эти презервативы.
Доставать его было довольно неприятно, но как только я развязал узел на первом презервативе, вытащил второй и помыл руки (в этих унитазах даже были мыло и вода), всё снова стало чистым и благоухающим. Я всё ещё восхищался Эстонской железной дорогой, как вдруг почувствовал, будто снова на линии Кингс-Линн — Лондон: смыв не работал.