Подняв детонаторы по одному, я скрутил провода, чтобы замкнуть цепь, затем проверил остальную часть комплекта, разрывая картонные коробки. Восьмой сделал то же самое, то ли чтобы убедить меня, что он знает, что делает, то ли просто из любопытства. Я схватил его за руку и покачал головой, не желая, чтобы он играл ни с чем. Было бы здорово выбраться отсюда со всеми своими вещами, не лишившись при этом ещё одного пальца.
Он выглядел обиженным, поэтому, как только я закончил разбирать детонаторы и убрал их в пустой ящик из-под боеприпасов, я достал полис, чтобы занять его. «Что тут написано, Ворсим?» Я предположил, что он умеет читать на родном языке.
Пока он двигался под светом, я заметил тёмно-зелёный детонационный шнур. Он был не на удобной катушке на 200 ярдов, как мне бы хотелось; казалось, там оставалось два ярда, там ещё десять, но потом я увидел частично использованную катушку, где ещё оставалось, наверное, восемьдесят или девяносто ярдов, которая, безусловно, подошла бы.
Я отложил катушку детонационного шнура в сторону и пошёл проверять остальные комнаты. Это было достаточно просто, потому что каждая из них была размером примерно с чулан для метёлок; там была крошечная кухня, совмещенная с ванной и туалетом, и спальня ещё меньше. Я искал пластиковую взрывчатку, но её не было. Единственные взрывчатые вещества здесь находились в противотанковых минах, и их было определённо достаточно, чтобы получить оценку «изобилие».
Я вернулся в главную комнату и вытащил один из них из открытого ящика.
Это были либо TM 40, либо TM 46, я так и не смог вспомнить, какой из них какой; я знал только, что один был сделан из металла, а другой из пластика. Эти были металлические, около фута в диаметре и весили около двадцати фунтов, из которых более двенадцати фунтов приходилось на полиэтилен. Они были похожи на старомодные латунные грелки для постели, такие, что висят на каменных каминах рядом с конскими медными седлами в сельских гостиницах. Вместо длинной метлы у этих штук была поворотная ручка для переноски, как на боку котелка.
Вытаскивать ПЭ из этих вещей будет целой и невредимой, но чего я ожидал?
Положив мину на голые доски пола, я попытался открутить крышку, которая находилась по центру верхней части. Перед установкой нужно было всего лишь заменить крышку детонатором (обычно это комбинация взрывателя и детонатора), а затем отойти подальше и ждать танка.
Когда он наконец начал двигаться, сдвигая многолетнюю грязь, образовавшую уплотнение, я сразу понял, что это действительно старый снаряд. Запах марципана ударил мне в ноздри. Зеленоватая взрывчатка в последние годы вышла из употребления. Она всё ещё работала, выполняла свою работу, но нитроглицерин портил не только броню, но и голову, и кожу любого, кто её готовил. Вам гарантирована была ужасная головная боль, если работать с ней в замкнутом пространстве, и невыносимая боль, если порезаться. Я и так принимал достаточно аспирина, чтобы не иметь с этим дела.
Восемь вспыхнул: «Эй, Николай, эта газета действительно классная».
«Что там написано?»
«Во-первых, его зовут Игнатий. Потом, там написано, что ты его человек.
Всё, что тебе нужно, должно быть твоим. Он защищает тебя, мой друг». Он посмотрел на меня. «Это становится тяжёлым. Там написано: «Если ты не поможешь моему другу, я убью твою жену; а потом, после того как ты проплачешь две недели, я убью твоих детей. А ещё через две недели я убью тебя».
Это серьезная штука, чувак».
«Кто такой Игнатий?»
Он пожал плечами. «Он же твой человек, верно?»
Нет, это был не он, а Вэл. Картёжники точно узнали это имя, это точно. Я взял полис из рук Восьмого и сунул его обратно в карман куртки. Теперь я понял, что Лив имела в виду, когда говорила, что Тому угрожают так, что британцы по сравнению с ним выглядят слабаками. Неудивительно, что он молчал и просто отсидел свой срок.
Мы вдвоем отнесли несколько коробок к машине, пройдя мимо ребёнка, всё ещё лежавшего там, где я его оставил. В последний раз Эйт запер квартиру, и мы стояли у «Лады» на фоне гула и стонов завода. Он собирался пойти оттуда пешком, потому что хотел навестить друга.
Я попрощался, чувствуя к нему немалую жалость. Как и всё остальное в этом месте, он тоже был просто облажался.