Мы с ним по-прежнему управляли остатками трастового фонда Келли, хотя, будучи её законным опекуном, я обнаруживал, что на мне лежит всё большая финансовая ответственность. Джош знал о её проблеме, но теперь мы делали это только через письма. Он был моим последним настоящим другом, и я надеялся, что, возможно, когда-нибудь он простит меня за то, что я чуть не убил его и его детей. Было слишком рано идти и извиняться – по крайней мере, так я себе говорил. Но я не раз просыпался поздно ночью, зная истинную причину: я просто не мог одновременно смотреть в лицо всей этой печали и чувству вины. Я хотел бы, но у меня это не получалось.
Взяв в руки фотографии Келли, я понял, почему у меня самих их нет.
Они просто заставили меня задуматься о людях, которые в них живут.
Я от всего этого отгородилась, пообещав себе, что восстановление связи с Джошем будет одним из первых дел, которые я сделаю в следующем году.
Я зашла в ванную комнату напротив и наполнила ванну водой цвета лютика.
У меня была слабость к пенопластовым плиткам на потолке, которые от времени стали светло-коричневыми. Я вспомнил, как отчим их укладывал, когда я был ребенком. «Они будут сохранять тепло», — сказал он, но тут его рука соскользнула, и на большом пальце осталась вмятина. Каждое воскресенье, принимая ванну, я бросал мыло в потолок, чтобы добавить узор.
Вернувшись в спальню, я положил фотографии Келли на матрас, чтобы не забыть их. Допив кофе, я покопался в одной из картонных коробок в поисках своих кожаных штанов.
Я проверил ванну, и пришло время прыгнуть в воду, нажав на маленький радиоприёмник на полу, постоянно настроенный на «Радио 4». Стрельба всё ещё была в центре внимания. «Эксперт» по ROC заявил слушателям утренней программы, что всё это имеет признаки межфракционной перестрелки. Он добавил, что знал, что это произойдёт, и, конечно же, знает ответственную группу. Однако назвать её он не мог. Они ему доверяли. Интервьюер, похоже, был так же равнодушен, как и я.
Я лежала в ванне и взглянула на Малыша Г. Еще десять минут, и мне нужно было двигаться.
По расписанию дня сначала нужно было прийти к врачу в 11:30, обсудить состояние Келли, а потом соврать бухгалтерии клиники, почему я пока не могу оплатить новый счёт. Я не думал, что они до конца поймут, если я скажу, что всё было бы хорошо, если бы этот сумасшедший русский по имени Карпентер не испортил мне денежный поток.
Мой следующий визит должен был состояться в «Фирме» к полковнику Линну. Я тоже не ждал этого разговора. Терпеть не мог просить.
Третьим пунктом моего списка была квартира 3A в Палас-Гарденс в Кенсингтоне. Чёрт возьми, я был в отчаянии. Я не видел, чтобы «Малиския» решала мои финансовые проблемы.
Мой выход на рынок фриланса лишь укрепил мою невольную зависимость от Фирмы. С момента перепалки с Джошем в Вашингтоне полтора года назад у меня не было оружия. Линн, конечно же, был прав, когда сказал, что мне должно быть повезло, что меня не заперли в какой-нибудь американской тюрьме. Что касается британцев, то, по-моему, они всё ещё решают, что со мной делать – посвятить в рыцари или заставить исчезнуть. По крайней мере, мне платили две тысячи долларов в месяц наличными, пока они чесали голову. Этого хватало на лечение Келли примерно в течение семидесяти двух часов.
Линн ясно дал понять, что гонорар никоим образом не подразумевал никаких изменений в моём статусе; он не выражался прямо, но по его взгляду я понял, что я всё ещё ничтожество, шпион, никчёмный агент, выполняющий грязную работу, за которую никто другой не хотел браться. Ничего не изменится, если я не уговорю Линна выдвинуть меня на постоянную должность, а времени было в обрез. Он собирался досрочно уйти на пенсию и поехать на свою грибную ферму в Уэльсе, когда закончит управлять отделом в феврале. Я понятия не имел, кто его заменит. Вчера вечером, связавшись с мессенджером, я узнал, что Линн примет меня в 1:30.
Если бы я когда-нибудь вернулся в мужской клуб, зарплату увеличили бы до 290 фунтов в день за операции и 190 фунтов за тренировки, но пока я был в дерьме. Шансов продать этот дом не было никаких; он был в худшем состоянии, чем когда я в него въехал. Я купил его за наличные, но не мог взять под него кредит, потому что не мог подтвердить свой доход.
После увольнения из армии мне стали выдавать наличные в конвертах, а не регулярную зарплату.
Выйдя из теплой ванны в холодную ванную комнату, я быстро вытерлась и надела кожаные штаны.
Из-под обшивки бачка я достал свой 9-мм универсальный самозарядный пистолет HK (Heckler & Koch), массивный полуавтоматический 9-мм пистолет с прямоугольным лезвием и два магазина на тринадцать патронов. Кобура была моей обычной, её можно было засунуть за пазуху джинсов или кожаных брюк.