Завязки были затянуты внизу, и я оказался в кромешной тьме. Ни малейшего проблеска света не проникало внутрь. Моё лицо быстро покрылось потом, когда капюшон надвинулся на рот, а затем снова вытек, когда я дышал, пытаясь полностью оправиться от брызг.
Я услышал стук ботинок по обеим сторонам головы, а затем тяжелое дыхание, когда мои руки свели перед собой и наложили пластиковую манжету. Короткий, резкий звук трещотки сопровождался болью от стягивания пластиковой манжеты вокруг запястий.
Рядом со мной послышалось движение и шуршание одежды. Разносчики пиццы начали одеваться. Это был хороший знак: они были нужны им живыми, и я надеялся, что и я тоже. Сквозь приглушённые всхлипы и звуки застёгивающихся молний я слышал: «Danke hhtos spasseeba thank you». Очевидно, эти ребята не знали национальности мужчин в белом и отчаянно перестраховывались, перекрикивая друг друга, словно брюссельские переводчики.
Половицы прогибались под напором проходящих мимо тел, направлявшихся к двери. Кабели и штекеры волочились и гремели по полу прямо у меня над головой. Некоторые штекеры ударились о стальной шток в дверном проёме, издав глухой звон. Я предположил, что компьютеры выносят. Судя по звукам, всё это сваливали на террасу.
Рев двигателей наполнил мой капот, когда машины въехали на территорию комплекса.
Температура в доме начала падать, ветер свистел через входную дверь. Слева от меня я едва различал тихий гул голосов, обменивающихся короткими фразами на веранде, когда приближались машины.
Они остановились, и аварийные тормоза были подняты до упора. Двигатели остались работать, словно вертолёт на боевом вылете, который никогда не глушит, чтобы не завестись снова. Двери открывались и закрывались, по палубе раздался шквал шагов. Я слышал скрип и эхо, напоминающее дверь пустого фургона; это подтвердилось, когда я услышал, как раздвижная дверь зафиксировалась в открытом положении. Это место начинало напоминать погрузочную площадку супермаркета.
Я попытался пошевелить руками, словно пытаясь устроиться поудобнее, но на самом деле хотел проверить, не охраняют ли нас. Ответ пришёл очень быстро, когда ботинок угодил мне в рёбра, с той же стороны, с которой я упал. Я замер и сосредоточился на внутренней стороне своего заляпанного соплями капюшона, справляясь с болью.
Я лежал и ждал, когда утихнет агония. Рыдания и сопли рядом со мной становились громче. Виновника тоже пытались уговорить заткнуться, но ему стало только хуже. Мальчик был в панике, и он напомнил мне о Томе. Я всё ещё надеялся, что он жив и сбежал, или же он, как этот мальчик, задыхающийся в капюшоне, застрял в одной из этих машин?
Половицы всё ещё поддавались, и пробки с грохотом и грохотом вылетали на палубу. Другие грузили груз в фургоны; я слышал, как они цокали по металлическому полу фургонов.
Половицы прогнулись ещё сильнее, когда троих, лежащих рядом со мной, подняли на ноги под приглушённые стоны и крики. Рыдающего протащили мимо меня и вывели наружу; остальные последовали за ним. Когда последнее из трёх тел проезжало мимо, я услышал крик первого, эхом отдавшийся в фургоне. Я пытался убедить себя, что они не стали бы так стараться, если бы не хотели, чтобы мы были живы.
Пока я слушал, как второго избивают после его друга, на меня налетели ботинки, скрип кожи остановился всего в нескольких миллиметрах от моего уха. Две пары больших агрессивных рук схватили меня по бокам, под мышками и за руки, потянув вверх. Я позволил ботинкам волочиться по полу. Мне хотелось казаться слабым и медлительным, я хотел, чтобы они думали, что я не представляю никакой угрозы, что я не стою того, чтобы о мне беспокоиться, просто серый человек в плохом смысле.
Двое парней кряхтели от напряжения, когда мы переступили порог на веранду. Мои пальцы ног стукнулись о дверной таран и упали обратно на деревянный пол. Холод обдал мои руки и шею, а затем переместился на лицо, когда капюшон, влажный от моего конденсата, начал остывать изнутри.
Спотыкаясь, я спускался по ступенькам с палубы между своими сопровождающими, которые тащили меня прямо вперед, затем внезапно они остановились по команде хлопка в перчатке и повернули направо, резко развернув меня за собой.
Может быть, они собирались отделить меня от остальных? Хорошо это или плохо?
Через пять секунд после того, как меня потащили в новом направлении, я понял, что действительно еду в другой фургон. Это был не холодный металлический ящик; ощущение было как на заднем сиденье внедорожника. Чтобы попасть внутрь, нужно было подняться, пол был покрыт ковром, и было очень тепло. Я был удовлетворен на какое-то время.