— Мини-красотка проголодалась, — сказал он, не сводя глаз с Броны, покачивая Джорджи из стороны в сторону.
Моя сестра со вздохом протянула руки.
— Она всегда голодна.
— В этом нет ничего плохого, — сказал Доминик, пересекая комнату и опуская Джорджи на руки матери.
Моя племянница, которая все еще суетилась, успокоилась, когда Брона расстегнула небольшую молнию на футболке под левой грудью, обнажив сосок для дочери. Джорджи мгновенно присосалась и начала есть, продолжая суетиться.
Мне нравилась одежда для кормления грудью, которую Доминик подарил Броне. Она любила кормить грудью, но чувствовала себя некомфортно, делая это на публике. Раньше она уходила куда-нибудь в уединенное место, чтобы покормить дочь, но теперь могла накормить ее где угодно. Вещи были стильными, модными и выглядели совершенно нормально, но под каждой грудью была небольшая молния, которую можно расстегнуть, чтобы обнажить сосок. Ребенка можно покормить, а мама ничего не обнажает. Это великолепно, и я еще больше полюбила Доминика за то, что он нашел информацию в интернете, когда Брона высказалась, насколько некомфортно себя чувствует, когда кормит на публике.
Джорджи ненавидит находиться под пеленкой, а Брона ненавидит, что не может ей воспользоваться, но теперь все решилось.
Мне не терпелось приобрести что-нибудь из этой одежды для своего собственного гардероба.
— Ай! — внезапно зашипела Брона, привлекая наше с Домиником внимание.
Я поморщилась.
— Она тебя укусила?
Брона кивнула, поправляя свой сосок во рту Джорджи.
— Один крошечный зубик прорезался на верхней десне, и он царапает меня почти при каждом кормлении.
— Она научится не кусаться, когда ее зубы полностью прорежутся. Сейчас, скорее всего, ее тоже раздражает это.
Брона кивнула, переводя взгляд с Джорджи на меня.
— Прошлой ночью она не давала нам спать, проплакав несколько часов. У нее покраснели щеки, и она грызла все подряд. Я положила несколько колец для прорезывания зубов в морозилку, и когда дала ей одно из них вместе с гелем для зубов, чтобы обезболить десны, это расслабило ее. Прохлада и то, что можно пожевать, успокоили ее, и в конце концов она уснула.
Я нахмурилась.
— Прорезывание зубов — отстой.
— Ненавижу, что ей больно, и мы ничего не можем с этим поделать, — сказал Доминик и наклонился, чтобы поцеловать Джорджи в макушку.
Брона улыбнулась ему, потом мне и сказала:
— Ты бы видела его. Он прыгал вокруг нее и каждый раз притворялся, что пугается, когда она визжала, заставляя ее смеяться. Он даже пел, пытаясь отвлечь ее от боли. Это было так мило.
Я громко ахнула, а Доминик сердито посмотрел на меня, потом на Брону.
— Меня разрывает от мужественности, — произнес он, выпячивая грудь. — Не называй меня милым.
— Но ты мой милашка, милый-милый пирожок, — пропела моя сестра.
Я рассмеялась, в то время как Доминик зарычал.
Я посмотрела на свою племянницу, когда она внезапно начала плакать.
— Джорджи, детка, пожалуйста, не делай этого снова. — Вздохнула Брона.
Я нахмурилась.
— В чем дело?
— Последние две недели она то присасывается, то уклоняется от груди и издает звуки, как будто тяжело дышит. В последнее время мне приходится уговаривать ее покушать, но она как будто борется со мной из-за этого. Я не могу вспомнить, когда в последний раз она просто напивалась досыта и не суетилась.
О-о.
— Это меня бесит, — продолжила Брона. — Она пропускает больше одного кормления почти каждый день. Она недолго сосет грудь, и это нарушает прибытие молока. Вчера вечером мне пришлось сцеживаться дольше, но в итоге получилось не много.
Я прикусила губу, и моя сестра заметила это.
— Что? — спросила она.
Я покачала головой в ответ.
— Бранна, — настаивала она.
— Я могу ошибаться, — нерешительно ответила я. — Может она чем-то заболела, или это может быть прорезывание зубов, но, похоже, что это... самоотлучение.
— Нет. — Моя сестра рассмеялась. — Ей всего четыре месяца.
Я наклонила голову.
— И что?
— То, что дети не отлучаются от груди самостоятельно, пока не станут намного старше.