На самом деле Эля не понимала, как связаны эти два момента. Ведь денег у Льва она не просила. Наоборот, сама покупала продукты, оплачивала расходы на коммунальные услуги, хоть квартира принадлежала не ей, и даже иногда делала взносы за кредит своего жениха. Элина принимала как должное любые бытовые тяготы, потому что именно так всю жизнь поступали её родители. Были вместе и в горе, и в радости. Девушка считала эту модель поведения между любящими мужчиной и женщиной единственно верной.
Однако краткий разговор по телефону со Львом перевернул её моральные устои с ног на голову. И по всему выходило, что Эля была просто дурой, которую пользовали. А как только она заикнулась о свадьбе, тут же выставили за порог. Униженная девушка не стала сидеть на лестничной клетке в ожидании своего горе-жениха. Она предпочла уйти, куда глаза глядят. Попала под дождь. Вымокла до нитки, замёрзла и зашла в первый попавшийся бар, чтобы согреться. А потом был коньяк и кот Бегемот. Хотя последний, вероятно, не что иное, как галлюцинация. Ну в каком баре, скажите на милость, держат котов?
– Который час? – Элина села на диване и потёрла лицо руками. Голова не болела. Что странно. Значит, коньяк в «Африке» подавали не «палёный».
– Начало третьего. Мы закрываемся в два, - ответил Смоленский, присаживаясь рядом с гостьей.
Вдруг Эля осознала, что перед ней - охренительный мужчина. Не смазливый прилизанный франт, а такой… Настоящий. Красивый своей грубоватой красотой. Как она не заметила этого раньше? А глаза у него добрые. Цвета горького шоколада. И тёмная щетина на худых щеках. Её так хочется потрогать, узнать: жёсткая она или мягкая на ощупь?
Как под гипнозом Элина протянула руку и коснулась лица Смоленского. Щетина оказалась приятной, не слишком мягкая, но и не наждачка.
Гриша сидел, не шелохнувшись. Ему понравилось лёгкое прикосновение женских пальцев. Он смотрел в глаза Эле и жалел, что опять не может понять какого они цвета. Зайдя в кабинет, чтобы разбудить гостью, мужчина не включил верхний свет, а оставил приоткрытой дверь в коридор. Из-за этого в комнате царил полумрак.
Элина не сводила взгляда с Григория. Между ними будто происходила химическая реакция. Что-то изменилось в энергетике обоих. Это нельзя было объяснить с точки зрения логики. Только почувствовать.
Никогда прежде близость мужчины не действовала на Элю столь возбуждающе. Никогда ей так сильно не хотелось попробовать на вкус губы незнакомого человека.
– Поцелуй меня, - тихо попросила она.
Смоленский слегка опешил. Обычно он не грешил случайными связями. Но сейчас ему очень хотелось нарушить это правило. Девушке нужно было утешение. И мужчина не смог отказать ей в такой малости, как поцелуй.
Гриша подался вперёд и накрыл губы Эли своим ртом. Лёгкий разряд тока пробежался по телу обоих. Девушка обвила Смоленского за шею руками. Зарылась пальцами в его густые, коротко подстриженные волосы. Почувствовала, как мужской язык проникает внутрь. Сплетается с её языком. От Григория пахло мятой, лаймом и амброй. Элина с наслаждением вдохнула аромат мужчины. Из каких-то потаённых глубин поднялась волна желания и накрыла девушку с головой.
Эля теснее прижалась к Смоленскому и целиком отдалась поцелую. Растворилась в нём, как кусочек маршмеллоу в горячем кофе. По позвоночнику пробежала дрожь. Гриша ощутил чувственные вибрации, исходящие от Элины, и принялся целовать её с ещё большим упоением.
Широкие мужские ладони погладили спину девушки, опустились на поясницу. В груди у Эли стало горячо-горячо, а кожу покалывало иголочками. Этот спонтанный поцелуй стал самым будоражащим, самым эротичным переживанием в жизни двадцатисемилетней Элины. Конечно, она не была девственницей, но секс для неё не являлся краеугольным камнем. Бывший жених не относился к разряду мужчин, способных исполнять долгие и частые этюды в постели. Лев говорил, что половой акт отнимает у него энергию, а она ему нужна для творчества.
Даже через одежду Смоленский ощутил, как у Элины затвердели соски. Не прерывая поцелуя, он усадил её к себе на колени. Властно сжал ладонями ягодицы. Эля поёрзала, устраиваясь поудобнее. Она совершенно не собиралась прекращать прекрасное безумие, происходящее в данную минуту. Всю жизнь ей что-то мешало раскрепоститься. Нормы морали, ложные убеждения о том, что должна и чего не должна позволять порядочная женщина. А сейчас всё это казалось таким абсурдным, далёким и совершенно не нужным.