Мало кто знал, но как раз именно дети являлись не раз и не два той причиной, по которой императрицу могли отправить в почетную ссылку. Потому что Федор каждый раз вздрагивал и покрывался потом от звучащей доверительно фразы:
– Милый, спешу тебя обрадовать, я опять беременна.
– Когда?! – орал он, не в силах скрыть бешеную радость. – Когда ты успела?! Мы ведь предохранялись!
– Я не виновата, – пускала слезинку прекрасная Мелиет. – Потому что залетаю только от одного вида твоего обнаженного… тела.
Бороться с такими «залетами» стали уже после четвертых родов. Но все оказывалось безрезультатно. Не помогали все известные магические контрацептивы. Аллегорически выражаясь, хватало обычного сквозняка между спальнями супругов. Это вызвало вполне логичное недоверие именно в своем отцовстве. Но самые бесстрастные и подкованные в медицине духи всегда доказывали своему владыке: рогов нет, спи спокойно.
Наивные! Как тут уснешь, когда вокруг такое творится? А для успокоения лучше всего помогал секс, император поддавался на ласки своей избранницы и… Потом опять бурно радовался, чуть ли не заламывая руки и кусая локти.
И только когда Федор добрался до восьмидесятого уровня, то благодаря одному из новых умений сумел временно отключить в себе «краник», отвечающий за рождение потомства. Но шестнадцать отпрысков – это уже… всемирный авторитет.
И кошмар! Натуральный кошмар, справиться с которым человеку, занятому управлением целой империей, – непосильное бремя. При всей, так сказать, любви к детям, даже поругать их толком не получалось. Эти самые дети из отца веревки вили и творили что хотели. Если бы не мать…
Так что, когда подошел пятнадцатилетний срок, Федор и не вспомнил о возможности дать отставку той единственной, которая умела навести порядок и дисциплину в рядах и колоннах растущих потомков.
Жил. Правил.
Ну и вот собрался отпраздновать двадцатую годовщину своего насильственного (все-таки это духи заставили его жениться!) брака.
У Виктора Алпейци, императора всего рыцарства, тоже все складывалось не наилучшим образом. Хотя вина в этом его супруги Бьянки Лотти (тоже, по мнению большинства, порядочной стервы, да еще до недавнего времени одноногой) не являлась краеугольной. По своей проблемности Бьянка, тоже выходец с Земли, из Италии, оставалась на втором месте.
А вот на первом уверенно шли древние, незыблемые и порой до крайности глупые законы вольного рыцарства. Прежде Первый Рыцарь избирался в ходе целого сонма отборочных турниров, ну разве что ему позволялось вступать в противоборство уже на второй половине дистанции. В любом случае оставаться лучшим два года подряд удавалось лишь легендарным воинам. А тех, кто оставался с подобным титулом три года подряд, насчитывалось в истории всего пятеро. Слишком уж сложно было править баронством Жармарини, да еще и поддерживать самого себя в наиболее великолепной физической форме.
Ну и когда баронство стало королевством, а потом и разрослось на всю одноименную империю, большинство рыцарей проголосовало за сохранение древнего закона. Еще бы! Ведь каждый истинный рыцарь себя в душе мнил самым, самым, самым и втайне лелеял мечту когда-нибудь да прорваться в финальный турнир по изломанным костям своих соперников. А там… Почему бы и не примерить на себя регалии Первого, а вместе с ними и корону императора?
Ибо именно такие вот тонкости процессуальной казуистики существовали в законах. Там еще много других имелось тонкостей, но именно эти ни единого дня не давали расслабиться Виктору на троне. И не потому, что он желал именно себя видеть обладателем короны и единоличным властителем, а потому что понимал: достаточно одного года неумелого правления, и мощная, единая империя распадется на сражающиеся до смерти удельные княжества. Следовало хотя бы лет пять продержаться именно в таких вот рамках. Еще лучше десять, когда наступит возможность хоть как-то подкорректировать устаревшие законы.
Поэтому первым делом были проштудированы внимательно те самые «мелкие тонкости». И это принесло свои плоды. Результат того стоил. Отыскался закон, что Первый Рыцарь может начинать участие в турнирах только в последней четверти, если он во главе штатной армии совершит победоносную войну.