Она видит меня. Видит, как я занимаюсь сексом. Слышит моё шумное дыхание. И не может ничего сделать…
Хотя нет, зная матушку, всё будет совсем не так. Она поднимет шум, крик, примется, как барабашка бегать по квартире и истерить, не зная, что ещё делать. В чуть дополненной и исправленной реальности она непременно сделала бы несколько кругов по стенам и потолку. Непременно сшибла бы парочку шкафов (не нарочно, просто задев). И…
Дальше фантазии у меня уже не хватало. Зато расслабленность перемежалась с радостью от того, что всего этого мы с Витькой лишены. И можно просто лежать, закинув на него руку и ногу (не долго — а то затечёт) и слушать тишину. И его приятное дыхание. И чувствовать, как его пальцы бездумно и успокаивающе перебирают у меня между лопатками.
И не забыть всё-таки одеться перед тем, как засыпать. Но это не сейчас. Попозже.
Глава 4. Стремительное возвращение города N
— Мам… — не совсем решительно позвала я, и Витька дёрнулся ко мне взглядом гораздо раньше неё.
Мы сидели на кухне и пили чай — последнее время мы с Витькой не так часто бываем дома, и можно сказать, что приходим только ночевать. Наверное, поэтому мама начала чаще готовить чаепития. А может, просто радовалась так нашему отсутствию и образовавшемуся у неё свободному времени.
— Что? — спросила мама, поднимая на меня глаза с такими густыми ресницами, что кажется, будто на них прорисованы стрелки.
— А у меня для тебя новость, — сообщила я и бросила короткий взгляд на Витьку. Он зарделся и упёрся глазами в кружку с танком, но возражать не стал.
— Какая? Ты беременна? — вроде постаралась пошутить мама, но голос её всё равно напрягся, а зрачки с глазах, которыми она прошила меня с ног до головы, стали острыми.
— Нет, — успокоила я её, видя на её лице настоящее облегчение. — Другая. Мы…
Скрывать наши отношения поначалу было прикольно. Общая тайна, будто мы заговорщики или шпионы, нас объединяла. Но чем дальше это всё заходило, тем больше мне хотелось поделиться своей радостью с миром. И, кажется, время пришло. Да и Витька не возражает.
— Мы с Витькой встречаемся.
Мне показалось, что кто-то забил невидимой гвоздь между маминых бровей.
— С каким… Витькой? — выдавила из себя мама, и костяшки её пальцев побелели, обхватывая свою кружку.
— С этим, — я кивнула в сторону сводного брата.
Мама посмотрела на него такими глазами, будто первый раз его увидела. И вообще — словно он ни с того ни с сего материализовался в пространстве квартиры.
Потом она снова посмотрела на меня.
— Ты сейчас пошутила?
— Нет… — мне захотелось вжать голову в плечи.
Мама снова повернулась к Витьке, и тот под её взглядом залился такой краской, будто его окунули в гуашь.
— Марин, — очень серьёзно произнесла мама, — ты понимаешь, что делаешь?
— А что? — я уже понимала, что что-то совсем не так, но никак не могла взять в толк, что именно.
Тут у мамы будто слетел какой-то предохранитель:
— А то, что ты тут инцест устроила — вот что!
— Чего? — не поняла я. — Мы, вообще-то не родственники…
— Да какая разница! — кружка в маминых руках громко хлопнулась о край стола, и весь чай расплескался по скатерти. — Вы с ним под одной крышей жили! В одну школу ходили, и вообще вы для всех — брат с сестрой! Ты это понимаешь! Ты понимаешь, что мне сейчас рассказываешь?
Я ошалела от резкого маминого тона.
— Татьян, ты, по-моему, преувеличиваешь, — вступился было покрасневший разом Витька.
— Заткнись! — мама рявкнула так, что и Витька, и я подскочили. — Ты вообще извращенец! И растлитель! О**ел совсем — не знаешь, куда член свой пристроить!
Таких слов моя мама в жизни не произносила, так что звучали они из её аккуратного рта не просто грубо, а очень жутко. Мама мгновенно развернулась ко мне и стала очень похожа на злую птицу из старого фильма. С той лишь разницей, что от птицы меня защищал экран телевизора.
— А ты, шв*ль, не знаешь больше, перед кем ноги раздвинуть? Ты понимаешь, как это нездорово? Мы вас всегда как родственников воспитывали! И ты на родственников прыгаешь? Ты понимаешь, что это психиатрия? И раньше за такое в дурдом закрывали? Хотя тебе, там наверное, понравилось бы — вы*бали бы получше!
Брызнув взглядом что в меня, что в Витьку, мать стремительно отбросила свой стул в сторону, но он всё равно устоял на ножках. И крепкими шагами вышла из кухни, жестко зарядив при этом дверью об стенку.
Мы с Витькой так и остались сидеть с опущенными вниз носами. Прошло минуты три прежде, чем мы решили встретиться взглядами. У Витьки на лице не было ни кровинки. Предполагаю, что и у меня видок был не лучшим. Витька коротко и нерешительно мотнул головой в сторону, и я поспешила кивнуть разом одеревеневшей шеей.